*
Ну что ж, все правильно, это самое естественное решение - сделать вид, что ничего не случилось, лучше ничего не замечать, чтобы не нарушать установленный ход событий, а заодно между прочим капнуть про социальную "неопасность", чтобы невзначай установить дистанцию недоверия; однако по тональности, в которой был исполнен абзац, ощущается, что появление Берта кого-то серьезно встревожило; значит, не все еще верят в Книгу Абсурда, как в Библию? неужели есть шансы взорвать застывшую, как вулканическая лава, жизнь? мысль всегда обладала взрывной силой, и нельзя поверить, что никто не задумывается о происходящем вокруг; хотя социальная панорама, представшая в "Логове", обрисовала весьма удручающую картину кастрированной общественной воли; все же хочется надеяться - наверняка в укрытых от подозрительного глаза очагах черепов теплятся искры разума; их нужно отыскать, соединить, раздуть; и на это отведено катастрофически мало восходов и закатов, и еще неизвестно, как долго придется встречать и провожать их собачьим взглядом из наглухо затворенного окна; он подошел к стеклу и поглядел на изглоданный солнцем пейзаж: между мертвых стволов медленно, лениво текла змея, тускло посверкивая в горячих лучах; неприятная горечь обметала рот, ему стало невыносимо обидно, словно он безродный старик, брошенный сюда молодыми бездушными функционерами и обреченный на бездействие в четырех казенных стенах, обреченный на неторопливое, мучительное, угасающее доживание; захотелось возразить самому себе: но ведь это не так! ведь он еще полон энергии, конечно, уже не той, что в молодости, ведь он же одолел лабиринт, спешил, как тот гонец из легенды, добрался и оказалось, что его весть никому не нужна, и резиновая жизнь, подавшись вначале, спружинила и выпихнула его, не приняв; ни ему такая жизнь, ни он такой жизни - взаимно были не нужны; и все же, и все же... он обернулся и увидел - возле столика, вытянувшись, как солдат в почетном карауле, стоит медсестра и недовольно смотрит на невыпитое лекарство; очевидно, она бесшумно явилась сквозь бесшумные двери; прямо привидение какое-то! или у них обувь на воздушных подушках? - это обязательно нужно выпить? что это?- лекарство, - да, исчерпывающий ответ; гримаса недовольства растеклась, как грим под дождем, от сердитых уголков глаз к напряженному скупому рту; - я привык знать, чем меня лечат! и от чего; неужели мой организм находится в опасности? или есть сомнения в моей адекватности? - нирвана была безвозвратно погублена этой столбнячной надзирательницей (впрочем, нирвана ли?), и Берт избрал насмешливый тон, потому что понял - заставить ее говорить можно, только разозлив; - вам назначен курс щадящего лечения, - за мимолетной тенью, промелькнувшей по лицу, угадывалась неистовая буря возмущения, которая поднялась под наглаженным халатом; - ах, у вас еще бывает и беспощадное лечение? увлекательные штуки вы мне тут рассказываете! между прочим, от такой информации со мной может приключиться спровоцированный вами, да-да, милосердная моя, вами спровоцированный стресс,- уже откровенно издеваясь, продолжил Берт; он искренне любовался ее стремлением, ни на что не обращая внимания, добиться результата - лекарство должно быть выпито; - вы лжете! я вам ничего не рассказывала! - с визгливыми нотками, испуганно взорвалась медсестра; видимо, порядки в клинике были строги: тень белозубого витала и здесь; - а я непременно доложу вашему начальству, что вы вступили со мной в речевой контакт, вот так, - прищелкнув языком, засмеялся Берт и подумал, что со стороны он наверняка выглядит, как старый маразматик; "ничего, дошутишься, болван, вколет тебе ночью какую-нибудь гадость и лапки твои окоченеют, и все твои недошученные шутки червячки скушают..."; - вам не поверят! вы никто! пришелец! - склочно завизжала медсестра, не подумав о том, что у него нет возможности добраться до ее начальства; потом пик возбуждения прошел, она справилась с собой и снова сгенерировала основную идею: - вы должны принять лекарство.- и не подумаю,- с какой-то юношеской веселостью почти воскликнул он; подбежал к столику, схватил стаканчик и, подмигнув, произнес: - сейчас я вылью это зелье в горшок с этой зеленью, - на подоконнике жалко стояло некое чахлое растение, - и если к завтрашнему утру оно не загнется, может быть, я вам поверю, но это только - может быть, милочка,- последнее слово застало ее врасплох, она ошарашенно застыла на половине задуманного ею движения и с восковой неподвижностью проследила, как Берт медленно, по капле, вылил лекарство; - вы...- видимо, это было все, что допускала служебная этика; она и так уже распоясалась - назвала его "пришельцем"; у нее могут быть неприятности, в каждом месте в любой момент всегда найдется пара лишних и не всегда нужных глаз и ушей; она еще мгновение помедлила и пропала так же бесшумно, как вошла;
*
...я плыву в прохладной серовато-зеленой воде; плыву, медленно выбрасывая вперед то одну, то другую руку; плыву медленно, и со стороны может показаться, что я растягиваю удовольствие от заплыва, наслаждаясь волнистыми упругими объятиями воды, но мой заплыв происходит в полном одиночестве, со стороны смотреть совершенно некому, разве что рыбам, которым это категорически безразлично; оказывается, озеро огромное, и берега, поросшие лесом, синеют очень далеко, и впереди, и сзади, и сбоку, и синева их подернута сигаретной дымкой уходящего жаркого душного дня..........с каждым взмахом руки, с каждым размеренным движением, я понимаю, что приближаюсь к незнакомому берегу, но в то же время мне кажется, что расстояние не меняется, то ли я барахтаюсь на месте, то ли берег отплывает, как надувная лодка, и тогда между лопаток пробегает змеящийся холодок, принося усталость; я проплываю - или не проплываю - еще несколько метров, переворачиваюсь на спину, чтобы отдохнуть, и уже через минуту мне кажется, что я падаю в небо.........через некоторое время мне приходит в голову, что я плыву по самому длинному пути; меняю направление движения, туда, где берег, возможно, выступает вперед, навстречу - в этот момент нога чувствует какое-то мимолетное скользкое прикосновение, я инстинктивно поджимаю ногу, следующий гребок - и еще несколько водорослей, отдаленно напоминающих вымоченные лавровые ветви, петлями повисают на руке..........я плыву в остывающей воде, впрочем, нет, вода не остывает, просто солнце спряталось за лохматым островным лесом, и оранжево подглядывает оттуда, заливая небо расплавленным чугуном, плыть труднее, я все чаще отдыхаю на спине и с завистью провожаю взглядом одиноких ворон, которые неторопливо, словно издеваясь, пролетают надо мной в направлении берега.........опершись руками о песчаное дно, я медленно поднимаюсь и ватными шагами бреду по мелководью к берегу, наступая на острые раковины озерных устриц, а недалеко от воды, которая мелкой дрожью набегает на песок, мерцает странный костер - языков пламени не различить, но свечение расходится во все стороны равномерно и падает на шарообразные кусты орешника, расположенные вокруг, которые, кажется, парят в воздухе, словно привязанные к соснам невидимыми веревками воздушные шары, совершившие посадку возле сигнального костра..........остановившись на прибрежном песке, я глубоко вдыхаю и чувствую, как по спине сбегают капельки воды и щекочут кожу; я вижу, что у костра сидишь ты, низко опустив голову, так, что твои соломенные волосы колеблются под теплыми потоками воздуха, исходящими от огня, словно в замедленной киносъемке..........я подхожу к самому костру, и меня окутывает щекочущее тепло, словно шерстяное одеяло, наброшенное тренерами на лыжника после финиша изнурительной гонки, и тогда усталость окончательно просыпается во мне и стремительно охватывает все тело; я понимаю, что вряд ли смогу двигаться и, почти падая, сажусь на разогретую землю; неожиданно ты поднимаешь голову, пристально смотришь на меня своими великолепными глазами, спрятанными в шалаше волос, и, осторожно шевеля губами, с усмешкой, которой ты всегда скрываешь правду, скорее выдыхаешь, чем спрашиваешь: ну что, доказал?..........я молчу, но не потому что обиделся на твой вопрос, я элементарно не в состоянии разлепить губы, а ты сердито смотришь на меня, уже готовая обвинить в равнодушии; но мне кажется, что тебе безразлично мое состояние, словно ты не знаешь, что я проплыл такое огромное расстояние; все же я справляюсь с собой, одолеваю усталость и - чертова привычка - не уступать!- медленно шепчу: я сделал это не ради тебя; и тут, словно костры, возгораются твои зрачки и ты бросаешь: ты никогда ничего не делал ради меня!- о, я отлично знаю эту твою прохладную интонацию, которая созвучна обманчивому сентябрю: днем - жара, ночью - заморозок,- ты своенравно встаешь, и тьма ворохом цыганских юбок отплясывает вокруг тебя, расцвеченная искрами, и я, объятый привычной обреченностью, вижу, как ты театрально, с вызовом, уходишь туда, где уже с трудом угадываются мачты высоких сосен...