*
Каменистая тропинка круто поднималась вверх; временами она даже напоминала лестницу - такими почти одинаковыми уступами выветрились камни; из расщелин торчали скрюченные пальцы сожженных солнцем кустов, от взгляда на них становилось еще более жутко - словно мертвецы, погребенные в холме, ожили и высунули наружу свои острые обугленные руки в надежде чем-нибудь поживиться; Берт торопился, порою спотыкался, карабкался, помогая себе руками, словно за ним гналась стая голодных хищников; на одном из уступов он едва не схватил ладонью крупную сонную змею, которая, свернувшись брандспойтными кольцами, грела свою рыцарскую чешую; реакция змеи оказалась быстрее стремительно развернувшись, так, что лица Берта коснулось упругое дуновение встревоженного воздуха, змея мгновенно бросилась влево и исчезла, прошипев уже оттуда, из исчезновения, какое-то запоздалое ругательство типа "ходят тут всякие"; до вершины, на которой маячило несколько сухих стволов, оставалось уже недолго; конечно, этот холм что за высота, так себе прыщик на щеке пустыни, и тем не менее, бросив взгляд вниз, Берт поразился, какой крошечной увиделась ему покинутая у подножия машина; и вдруг дрожь, пронизавшая почву, сшибла его с ног,- словно он, как начинающий жокей, неловко карабкался на спину норовистой лошади и свалился, как только лошадь переступила ногами; вслед за этим накатился гул, беспорядочный грохот, в котором мелкими стеклянными осколками бренчал восторг толпы, присутствовавшей при первом взрыве; Берт в несколько неимоверных бросков достиг вершины и теперь смотрел на город, еще спокойно стоявший; голубой башней высилась некротека, где он не так давно "виделся" со Стином; гул не прекращался; новый взрыв! и теперь к прежнему грохоту примешался какой-то новый звук, словно медная группа в оркестровой яме усилила свое звучание в увертюре, словно скачущее еще за горизонтом войско всадников уже зарядило голосовые связки, готовя неожиданную оглушительную атаку; это оно, обрадованно подумал Берт и удивился тому, что внезапное мстительное чувство посетило его сердце; он почувствовал, что кровь его еще быстрее стала совершать круговорот в теле; теперь он весь был охвачен состоянием, имя которому предвкушение; вдалеке, за городом, с той стороны, у лабиринта, что-то полыхнуло и вслед за этим в небо ударил густой, жирный, жаркий фонтан огня, словно факел вспыхнувшей нефти, и Берту показалось даже, что в этом месте небо опустилось, как прогорающий картонный потолок, и кусками чернеющего пепла и сажи стало падать вниз, медленно покачиваясь в воздухе; ветер донес многотысячный крик боли от мгновенной смерти, и Берт похолодел от ужаса; они все погибли: и Дэйм, и женщина с мутантом на руках; мощная, бесконечная, выпущенная на волю анаконда огня, анаконда времени ринулась на город; словно хрупкие пластмассовые игрушки в пальцах неуклюжего гиганта лопались, ломались дома; кольца огня сжимались вокруг построек, и вверх взлетали только жалкие, не успевшие испариться осколки; время ширилось, пламенело, охватывало новые кварталы, широким валом катилось по пустоши к холмам; несмотря на обилие огня, стемнело; Берт взглянул над собой и поразился - вверху неведомо откуда, словно из тюбиков выдавленные, вспухли темные грозовые облака, как будто небо решило выпадать в осадок; голубые слепящие молнии прорастали сквозь разрываемые облака, добавляя к грохоту земному грохот небесный; дождь упал плотно, тяжело; он низвергался холодными сильными потоками; больничный халат Берта немедленно промок и прилип к телу; все вокруг гудело и шаталось; ураганный порыв ветра сбил Берта с ног, он едва удержался за ствол дерева, упав на колени, вокруг которых вихрилась ливневая вода, отдававшая городу долг за многолетнюю засуху; время-пламя докатилось до подножия холма - глухим щелчком взорвалась оставленная внизу машина; города уже не было, на его месте штормило море огня, который, накапливаясь, стал подниматься на холм; "ну, иди же, иди же, скорее, я готов, прими меня",- умоляюще говорил Берт, глядя на огненную бездну, но безотчетный страх, пропитавший слабую дрожащую плоть в эти последние минуты, не давал ему сил прыгнуть вниз; он ждал, пока пламя достигнет вершины; однако, волны огня стали ниже, все меньше искр носилось в воздухе, да и те гасли под сметающими дланями дождя и ветра; минуты тянулись одна за другой, и Берт с ужасом увидел, что вода начинает останавливать огонь пламя замедлило свой подъем, ему требовалось много усилий, чтобы испарить огромное количество падающей влаги; воздух был перенасыщен паром, каждый вдох был болезненным, казалось, что влага каплями конденсируется в легких; Берт с почти безумной усмешкой подумал: легкие стали тяжелыми... огонь поднимался вдоль холма, потом соскальзывал, сносимый ливневыми сбросами; ожидание стало для Берта подобием пытки; он вдруг подумал, что вода может помешать огню подняться наверх, и с гневом посмотрел в низкое небо, откуда нескончаемо лилась непредусмотренная вода; Берт пронзительно ощутил свое одиночество в пылающем, сошедшем с ума мире...
*
В безудержном хаосе воды и огня, среди завораживающего своим ужасающим размахом катастрофического действа (словно стихии - вода и огонь,- от начала бытия разделенные по чьему-то беспрекословному повелению, наконец во всей полноте ощутили свою силу и, нарушая запреты, заклятия, табу, стремились слиться воедино), среди кромешного, свинцового, смертельного, могильного мрака и ослепительного, жаркого, всепоглощающего огня - белой тающей птицей метался отчаянный крик старого, бесконечно, вселенски одинокого человека, который стоял на коленях, обнимая рукой ствол дерева, скрежещущего от ударов ветра; крик, исполненный последней надежды, крик, переходящий в стон: - не оставь меня одного! сильная молния ударила в дерево, за которое держался Берт, и костлявая крона украсилась клочьями огня, словно осенними кленовыми листьями.
1986-88