— Отличная мысль! — горячо поддержал его решение Кийск. — Вперед!
— Одну минуту, — Киванов принялся сосредоточенно рыскать по карманам. — Ч-черт! — в сердцах выругался он. — Платок потерял.
— Нечем утереть слезу расставания?
— Платок с кровью моего двойника. Я так и не узнал, кто из нас настоящий.
— Брось, — усмехнулся Кийск. — Какая теперь разница. Теперь ты остался один, значит, ты и есть настоящий.
И они пошли вперед, сопровождаемые плывущим по периметру коридора светом.
Из рапорта Специальной комиссии Совета безопасности по планете РХ-183.
«…Корабль со Специальной комиссией Совета безопасности прибыл на планету РХ-183 для проверки сообщения работающей на планете комплексной экспедиции под руководством профессора Эмерсона Маклайна, касающегося феномена, названного „Лабиринт“.
При посадке корабля произошла авария. По причине того, что вторая посадочная опора не вышла из гнезда, корабль начал опасно крениться на бок. Пилот был вынужден включить маршевый двигатель. В момент отрыва корабля от грунта, когда крен еще не был выровнен, вторая посадочная опора вышла из гнезда и уперлась в грунт. Корабль развернуло вокруг опоры и его кормовая часть врезалась в лабораторный корпус станции.
В результате аварии была значительно повреждена станция и погибли все находившиеся на ней участники комплексной экспедиции:
Эмерсон Маклайн
Иво Кийск
Ален Палмер
Карен Качетрян
Борис Киванов
Марта Ивлева.
…По факту сообщения комплексной экспедиции о феномене, названном „Лабиринт“, все эксперты комиссии Совета безопасности в результате тщательного расследования пришли к единому мнению, что названное явление на планете РХ-183 отсутствует. Возможно, за так называемый „Лабиринт“ были приняты пещеры в горах, имеющие разветвленную структуру, но, несомненно, естественного происхождения…
…Дальнейшие работы на планете РХ-183 следует признать бесперспективными…»
Часть 2
Колония
Глава 1
Безнадежность и отчаяние
Первую половину дня Кийск провел с психотехником. Он полулежал в глубоком гидрокресле с прилепленными к вискам датчиками и смотрел, как по потолку медленно плывут размытые цветные тени от тусклого вращающегося светильника, что стоял в углу на столике. Психотехник, расположившийся за спиной Кийска, тихим, ровным и абсолютно невыразительным голосом задавал вопросы. Сколько бы времени ни понадобилось Кийску на размышление, он всегда молча, терпеливо ждал ответа. Вопросы следовали вперемежку, без какой-либо явной системы, то и дело повторяясь, будучи несколько иначе сформулированы. Чтобы ответить на них, Кийску приходилось переноситься мысленно то в далекое детство, то в годы учебы, то во времена службы в отряде галактической разведки. Порой психотехник спрашивал о таких вещах или событиях, которые сам Кийск давно успел забыть и, как ни пытался, не мог вспомнить. Кийск недоумевал: для чего нужно выуживать из него все эти сведения, если здесь о нем знают больше, чем он сам? Но психотехник на его вопросы никогда не отвечал, как будто и не слышал их. За все достаточно продолжительное время их встреч Кийску не удалось даже узнать его имени. Глебов же, с которым Кийску приходилось общаться чаще всего, сказал, что работа психотехника не входит в сферу его компетенции. Психотехник нравился Кийску больше, потому что, по крайней мере, не врал.
Настойчиво и дотошно копаясь в деталях жизни Кийска, психотехник никогда не затрагивал того, что произошло на планете РХ-183. Даже когда Кийск своими ответами пытался спровоцировать его. Тема эта, похоже, была для него закрытой.
За три с половиной месяца, проведенные за плотно закрытыми дверями в стенах Совета безопасности, Кийск так и не смог уяснить структуру и методы работы этой организации. Вопросы ему задавали без конца, и не только психотехник, но никто не хотел что-либо объяснить ему.
Роль ненавязчивого собеседника должен был играть Глебов, который осуществлял постоянный контроль за Кийском. Для себя Кийск окрестил его «главным надзирателем». Слушал Глебов внимательно, с мягкой, благосклонной полуулыбкой, но вытянуть из него что-нибудь достоверное было практически невозможно. Он умел говорить убедительно, пространно, но после разговора с ним Кийск понимал, что не узнал ничего нового.
С Кивановым их в первый же день развели в разные комнаты, и с тех пор они больше не виделись. Кийску сказали, что с Борисом все в порядке, но им занимается другой отдел.
Кийска поместили в двухкомнатную жилую секцию, обставленную так, что она вполне могла бы сойти за номер «люкс» в каком-нибудь фешенебельном отеле, если бы у нее были окна и не дежурил круглосуточно у двери молчаливый лейтенант с каменно-невозмутимым лицом из спецподразделения «Х» сухопутных войск, одетый по полной форме и с пристегнутым к поясу парализатором дальнего действия.
С положением почетного заключенного свыкнуться Кийск не мог, но понимал, что изменить что-либо пока не в его силах.
После обеда, который как обычно доставил безмолвный лейтенант, пришел Глебов.
Судя по тому, как уверенно он раздавал приказы, Глебов имел не самый низкий ранг в иерархии Совета безопасности, но являлся он исключительно в штатском. При этом одежде его кто-то старательно придавал поношенный вид, дабы создать впечатление, что она является повседневной.
— Как жизнь, как настроение, Иво? — жизнеутверждающе улыбаясь, поинтересовался Глебов.
— Прекрасно, господин Глебов, — не поднимаясь с дивана, ответил Кийск.
С самого начала их знакомства Глебов решительно повел общение в манере старого, доброго знакомого и в отсутствие посторонних всегда называл Кийска только по имени. Того же он добивался и от Кийска, но тот упорно придерживался строго официальной линии общения.
Да, Кийск понимал, что Совет безопасности — организация серьезная и занимаются здесь отнюдь не детскими играми. Но почему к нему относятся здесь как к врагу? Почему их с Кивановым изолировали друг от друга и держат взаперти, под охраной? Почему то, что он рассказывает, неизменно воспринимается как заведомая ложь?