— А мы и ждем беды, дедуля, — сразу заволновалась и пошла пятнами по лицу Линина мама. — Не знаем, куда от этой беды Васенку спрятать… Приценился к ней этот паук, тащит в свою паутину. А Васенка ничего понять не хочет. Заладила, что Дикарь влюбился в нее, и верит, глупая, в его любовь…
Лина покраснела, укоризненно посмотрела на мать и ничего не ответила. Она чувствовала себя совершенно разбитой и несчастной. Даже ужаснуться угрозе Дикаря у нее уже не оставалось сил.
— Дедуля, — попросила Лина, — увези меня к вам за город…
Дед Василий встревоженно глянул на Лининых родителей, пытаясь уяснить их отношение к просьбе девочки, и, уловив в их усталых глазах одобрение, пообещал:
— Завтра встречу с поезда Гришеньку Натансона и отправимся вместе Новый год встречать. Да и каникулы твои, Василек, не за горами…
Лина немного успокоилась, пошла спать и тут же крепко заснула. О чем еще говорили взрослые, она не слышала.
2
Сонечка всей душой презирала Пупонина и страшилась его. Колюнины приятели, напавшие на них по дороге из школы, вели себя и вовсе как бандиты. Осмелев рядом с ними, Пупок чуть не задушил Боба Катырева. Длинный — Валик, что ли, или Лында — сапогами дубасил Гвоздика, попадая и в живот, и в грудь, и в голову, и куда придется, и до крови рассадил губу и бровь. А Дикарь, бывший ухажер Семушкиной, так остервенело тряс Лину за плечи, что едва не растерзал ее, беднягу…
От волнения перед глазами Сонечки мельтешили темные мушки, ее шатало из стороны в сторону, и, по своему обыкновению, Сонечка плакала. Арина новела ее домой, а у самого подъезда, как уже бывало, обхватила руками, сжала так крепко, что, казалось, вдавила в себя, образовав с собою единое целое, и, отогревая дыханием, зашептала:
— Ты не кисни, не кисни, девушка. Дикарь пуганул Катырева, чтобы отвалил от Линки, не путался у него под ногами, а мы тут ни при чем. С нами они не прочь подружиться. Ясно? Нам, Чумка, повезло. Как говорится, нет худа без добра. Я тут никого не знаю. И не мечтала попасть в компанию, а они, видишь, сами пригласили нас на скверик. И тебя тоже. Сколько лет Семга издевалась над тобой, настала твоя очередь повеселиться. Покусает она губки, швабра, когда узнает, что ее Дикарь с нами, с тобой, Чумка, хороводит… А мы уж из кожи вылезем, чтобы он нас оценил, правда?.. Ты не боись, не боись их! Для нас они друзьями станут! Они неплохие ребята. Может, не такие вежливые, как Катырев, но с ними веселее, увидишь! Хватит, Чума, сидеть тебе в конуре. Вылезать пора и погавкать маленько, на ту же Викулю, чтоб больше не возникала. Становись ты нормальным человеком, нюня!
Сонечку, кроме Лины Чижевской, да и то давно, в начальных классах, никто никуда не приглашал — ни погулять, ни на день рождения, ни просто так в гости, чтобы вместе поиграть или сделать уроки. С приходом Арины у Сони в классе появилась подруга. И какая! Все, решительно все, изменится теперь в ее жизни! Вот и ее, Соню, вместе с замечательной Ариной приглашают на свидание! Мыслимо ли?! Может, и впрямь эти парни не такие уж и плохие?
Соня вся дрожала от охватившего ее радостного волнения. Она, как все, как Лина и Вика, будет встречаться с мальчиками! Нравиться кому-нибудь из них… И гулять пойдет не одна, а в компании. У нее компания!.. И она еще докажет всем, и Семге, и Лине, и Бобу — да, и Бобу, — что она не хуже других, а лучше.
Все пело, клокотало от восторга внутри Сонечки. Они ещё поймут, какая она хорошая девочка. Поймут и устыдятся своей несправедливости по отношению к ней.
— Мамуля! — с порога закричала Соня. — Мамуля, ты позволишь мне погулять с девочками завтра вечером? — Соня захлебывалась от переполнявших ее чувств. — Я пойду с Линой Чижевской и Ариной Васильевой. Арина без меня никуда не хочет ходить! Она такая, такая… умная, храбрая, справедливая!.. И она меня выбрала своей лучшей подругой. А уроки я сегодня сделаю на два дня. Останется только литература. Но Пушкина я и раньше читала и стихи, которые мы проходим, давно знаю наизусть.
— Это кто же тебя так замечательно подстриг? — Сонечка видела, что мама не сердится, улыбается, радуется вместе с нею.
— Арина, Арина, — задохнулась от возбуждения Сонечка, — она все умеет! И прическу, и макияж, и говорит, что мне пора следить за своей внешностью, я уже не маленькая… Ты согласна, мама?
— Да, ты выросла, доченька, — согласилась мама. И Сонечка, как никогда, была благодарна ей. — Но мне кажется, ты и без макияжа хорошенькая…
— Мамуля, — обняла мать Сонечка, — ты же знаешь, как плохо оставаться одной. У тебя теперь есть Николай Тихонович, а у меня — Арина…
Взметнувшаяся в Сонечке буря не утихала и на следующий день. Эта безудержная буря штормила Сонечку изнутри, превращала в неуправляемую стихию ее мысли и действия. Сонечка носилась по квартире, ушибалась о столы и стулья, расшвыривала подвернувшиеся ей вещи, будто что-то искала, но не могла вспомнить, что именно.
Наткнувшись на большое, от самого пола, зеркало в прихожей, Соня остановилась, задумалась, не нашлось ли то, что она искала, и оторопело уставилась на свое отражение. Раньше она опасливо обходила это зеркало, ныряла из двери на лестничную площадку и в лифт. Теперь у нее появилось желание рассмотреть себя, и она делала это с пристрастием.
Короткая стрижка прикрыла ее топорщащиеся уши, кокетливая челка небрежно расползлась по лбу, преображая лицо, делая его более живым и непринужденным.
— Улыбнись, улыбнись, дуреха, — сказала себе Сонечка Арининым голосом, — покрутись перед зеркалом.
Соня натужно улыбнулась, неумело передернула плечиками и, приподняв юбку, выставила вперед ногу, потянула носок, как поступала Лина, когда мальчишки впивались в нее глазами. «Хорошенькая, можно сказать, девушка! Привлекательная!» — снова зазвучали над ее ухом лестные слова Арины. «И мама так думает. И Светлана Георгиевна считает, что я похожа на Софи Лорен!» — не очень-то помня, как выглядит знаменитая на весь мир киноактриса и уже не утруждая себя полной правдой, поплыла в мечтах Сонечка. — И даже Боб Катырев обратил на меня внимание!»
Сонечка распрямила плечи, встряхнулась и запела: «Желтые тюльпаны, желтые тюльпаны…»
Вдруг ей захотелось скинуть с себя форму, освободиться от маечки, колготок и трусиков и убедиться, что она в самом деле не ватная кукла, а живая женщина, как уверяла ее Арина. Уже обнаженная, Сонечка заломила руки за голову, поднялась на цыпочки, потянулась, и ее как будто охватило безумие. Эдакая лихорадка обновления…
Совершенно голой она танцевала перед зеркалом. Робкие, вначале медлительные движения постепенно все убыстрялись, наполнялись страстностью, одержимостью. Соня попробовала, как Вика, покрутить задом, нагнулась, распрямилась, подпрыгнула и, сменяя одну невероятную для нее позу другой, все приговаривала: «Я как все! Как все! И еще лучше!» И оценивала себя глазами тех, кому ей ужасно хотелось понравиться.
«Я хорошенькая! Я привлекательная! Я женщина!» — уже кричала Сонечка, подхлестывая и подбадривая себя, убеждая в правильности случайно оброненных Ариной похвал, пока не обнаружила отраженное в зеркале рядом со своим чужое лицо, изумленное, просто ошарашенное, и омерзительно заинтересованное…
Необыкновенная легкость, незнакомое ей счастье в момент улетучились, и Сонечка из сказочной принцессы-красавицы снова превратилась в незаметную серенькую мышку. Подцепила брошенную на пол одежду, прошмыгнула в ванную комнату и забилась в угол за стиральную машину. «Что теперь будет? Что будет? Срам-то какой! От этого срама не отмоешься, не избавишься, как от крови, выступившей на ключе, отворившем запретную дверь, в сказке о Синей Бороде. Мама осудит ее. И вдруг совсем разлюбит?..»