— Ты чувствуешь себя обделенным? Я бы не сказала, что ты сильно нуждаешься. Твой дед оставил нам все свое имущество и немалый доход от летних дач здесь, на острове Нантакет.
— Скажем так: я просто заинтригован. Я уже рассказывал тебе, что они нашли коллекцию документов Джона Ди под деревом в саду фамильного имения, поэтому и хочу до конца прояснить вопрос о наследстве. И еще слух о проклятии — ты можешь его растолковать как следует?
— Обсуждение вопроса о будущей наследнице и о ключе всегда было приватным, к нему допускались только непосредственно заинтересованные члены семейства. Думаю, Диана не слишком откровенничала даже с собственными сыновьями, потому что никак не могла определиться, кто из них должен владеть фамильным достоянием,— это все, что я знаю доподлинно. Семейное предание гласит: ключ вкупе с рукописным документом, сельский дом и еще пара вещиц — не упомню, каких именно,— должны передаваться первой из дочерей в роду как неделимое наследство, что полностью противоречит английской традиции о мужском праве первородства. Мне помнится, что однажды или дважды в права владения вступала не дочь, а внучка — в тех случаях, когда дочь умирала раньше матери. Но с момента передачи наследства оно уже не могло быть отчуждено, поэтому у нас в роду повелось терпеливо ждать его получения. Остальные претенденты на наследство получали небольшие суммы денег наличными в качестве отказного от завещания. Впрочем, до недавнего времени никто в нашей семье не считал гемпширский дом завидным кушем — это сейчас цены на недвижимость резко подскочили,— и я не раз задавалась вопросом, как Диана собирается делить его между сыновьями. Впрочем, она, по всей видимости, понимала, что род на ней обрывается, и ждала некоего исключительного события.
— «Род обрывается», «не может быть отчуждено» — как это прикажешь понимать?
Кэлвин, не глядя, долил себе кофе.
— Мама всегда повторяла, что на ключ к сокровищам с самого начала наложено заклятие. Семья вместе с ключом хранит и устное предание: он должен попасть в надлежащие руки. Если им попытается завладеть чужак, то беды не миновать. Надо понимать, ключ заговорен, он несет в себе проклятие. Поэтому, однажды врученный, он не может вернуться обратно, и завещать его следует после очень взвешенного размышления.
— То есть как ковчег Завета? По слухам, он приносил болезнь тем, кто осмеливался его украсть.
— Примерно так,— весело рассмеялась Фейт,— если, конечно, ты в это веришь. Еще могу сказать, что этот ключ проделал долгое путешествие во времени, перевидал столько поколений — даже трудно предположить, сколько именно! Но не заморачивай себе голову, Кэлвин: он дарит счастье только той единственной, кому предназначен, а для всех прочих превращается в бремя! — Фейт решила наконец сменить тему и нетерпеливо спросила: — Ты так и не сказал мне очень важную вещь: сколько ты здесь пробудешь? Даже не потрудился объяснить, зачем приехал! Мы хоть успеем прогуляться по пляжу?
— Конечно. Я останусь на ночь, но завтра в Бостоне у меня важная деловая встреча, а обратные билеты я заказал на вечер. На самом деле я рассчитывал вернуться в Лондон уже в среду, но придется смириться с четвергом.
Фейт показалось, что сын чем-то сильно озабочен, но, как всегда, она не могла понять, что у него на уме.
— Плохо дело,— шутливо пожурила она его,— яхту спустить не успеем. Непременно приезжай на Пасху вместе со своей девушкой.
27
Люси не отводила взгляд от подсолнухов на столе секретарши. Цветы скрашивали ее нервическое ожидание, и она ломала голову, означают ли они некую подковырку, или Алекс просто подарил их Эмме. Когда он появился из-за угла в ответ на сигнал пейджера, Люси прыснула со смеху: сегодня они были зеркальным отражением друг друга. Темный льняной костюм Алекса был оттенен жемчужного оттенка рубашкой и шелковым серым галстуком. Алекс тоже остановился как вкопанный: воистину, оба являли «Симфонию в сером» Уистлера[105].
— Привет! Ты принарядилась! Я никогда тебя такой не видел!
Алекс бросил на стол рядом с букетом пачку больничных карт, быстрым взглядом окинув нежданную посетительницу. Люси в безупречно скроенном атласном пиджаке стального оттенка, брюках и модных ботиночках на высоких каблуках казалась воплощенной чопорностью и невозмутимостью, в то время как в ее выходном костюме переливалась целая акварельная палитра, маня неуловимой женственностью. Такая Люси — жесткая и деловая — показалась Алексу незнакомой и загадочной.
— Мы можем где-нибудь поговорить?
Взглядом она приняла его молчаливый комплимент, но присутствие секретарши явно ее сковывало. Мальчишески-небрежным жестом Алекс пригласил Люси к себе в кабинет и, опершись о рабочий стол, изобразил на лице внимание, поскольку стеклянная перегородка все равно лишала их должного уединения.
— Они звонили?…
— Все в порядке. Ты можешь передать этот пакет со снимками Кэлвину? — Она протянула ему толстый конверт.— Он поработает курьером, а у нас остается одна неделя на поиски оригиналов. Я просила больше, но они не согласились. Если повезет, то у Роланда мы найдем и сами документы, и все прочее, что отсылал ему Уилл,— надеюсь, второй ключ тоже у него. Тогда я сниму копии и с тех рукописей.
От Алекса не укрылось стремление Люси взвалить все на свои плечи. Он с присвистом выдохнул.
— Кэлвин до сих пор не объявился. У меня нет сильного желания полагаться на такого связника. Ты обговаривала с ними сроки доставки этих копий?
— Нет, конкретно не уточняла, но, видимо, у них создалось впечатление, что это произойдет в ближайшее время. Но они-то должны знать, где его носит, правда, Алекс? Они сами предложили его как передаточное звено.
— Пусть так.— Алекса такой аргумент ничуть не утешил, но он предпочел не спорить.— Я должен переговорить с Роландом.
— Саймон уже все уладил. Они ведь знакомы: не раз встречались в Нью-Йорке.
Люси нерешительно взяла Алекса за руку, робея от взглядов проходящих мимо кабинета людей. Она до сих пор не уяснила для себя этический аспект в их отношениях, хотя Алекс формально уже не являлся ее лечащим врачом.
— Сегодня я не могу приготовить тебе ужин. Через несколько часов у меня самолет до Джи-Эф-Кей[106].
— Ох, Люси!…— В глазах Алекса промелькнула тревога, но он справился с собой и более спокойно выразил свое несогласие: — Понимаю, что тебе уже разрешено путешествовать, но поездки на дальние расстояния по-прежнему нежелательны — за исключением отдыха. А стрессовых вояжей лучше вовсе избегать. Я сам поеду.
В ответ Люси мягко прижала пальцы к его губам.
— Сидеть здесь и бездействовать — еще больший стресс для меня, а при твоей загруженности бесполезно даже надеяться, что ты поедешь со мной, хотя мне было бы очень приятно. Ты же знаешь, Кортни уже давал мне свое позволение на поездку во Францию и даже домой, к отцу, если у меня возникнет желание. Со дня операции прошло полгода, тоны и давление у меня в норме.
— Но на нашу голову сейчас свалилось столько всякой дряни, и мне бы хотелось, чтобы ты была где-нибудь поблизости, пока все так неопределенно. Я же с ума сойду из-за того, что ты поехала туда без меня! Все-таки ты перенесла нешуточную операцию на сердце…
— Не убеждает,— спокойно покачала головой Люси.— Я напомню тебе твои же собственные слова, сказанные еще перед Рождеством: «В первые месяцы после пересадки вам не рекомендуется совершать заграничные поездки». Но первые несколько месяцев уже истекли, тебе не кажется? «А когда вы все-таки соберетесь куда-нибудь съездить, немаловажно выбрать страну с высокими гигиеническими и кулинарными стандартами». Я считаю, что США соответствует этим требованиям, Алекс. А ты?
105
Уистлер Джеймс Эббот Мак-Нейл(1834–1903) — американский художник, мастер живописного портрета.