– Он занят. Ты об этом знаешь.
– Лучше б он пришел сюда, - заметил Морли, - и выбрал для нас ялик. Вместо меня.
Его жена пристально на него поглядела, все ее худощавое тело подобралось в решительную позу открытого неповиновения. Затем она вся сникла, как бы покорившись судьбе и сознавая всю нелепость ситуации, - Самое странное заключается в том, - сказала она, - что тебе всегда и во всем сопутствует удача - я имею в виду, что она с тобою всегда независимо от твоих способностей. Наверное, это действительно наилучший из имеющихся здесь яликов. Но не потому, что ты хоть немного в них разбираешься - просто потому, что ты везучий, что везение - нечто для тебя врожденное, какая-то полезная мутация.
– Это вовсе не везение. Это мое умение сделать правильный выбор.
– Нет, - Мэри отрицательно мотнула головой. - Это у тебя как раз начисто отсутствует, но тебе не надо разумно мыслить - во всяком случае, в обычном смысле. В этом-то и весь ужас положения. Мы возьмем этот ялик и нам останется только и надеяться, что, как и прежде, твоя удача нас не покинет. Но как все-таки тебе удается так жить, Сет? - Она с нескрываемой горечью во взгляде подняла глаза, чтобы взглянуть на его лицо. - Ведь это несправедливо по отношению ко мне.
– Пока что мне удавалось поддерживать наши отношения.
– Ты держал нас здесь, в этом…, киббуце, - сказала Мэри, - целых восемь лет.
– Но теперь я же вызволил нас отсюда.
– Ради чего-то, скорее всего, худшего, что нам известно об этом новом назначении? Ничего, кроме того, что знает Госсим, - а он знает потому, что сделал своим обыкновением ознакомление с почтой всех обитателей киббуца. Он читал твою самую первую мольбу-прошение… Я не хотела тебе говорить об этом, потому что боялась сделать тебе…
– Вот гнусный тип, - в нем вскипела лютая звериная ярость, тем более болезненная из-за невозможности что-либо изменить. - Это же абсолютно бессовестно - читать чужие прошения.
– Он здесь заправила. Он чувствует себя так, будто все вокруг - его вотчина. Но ничего, мы уже отсюда сматываемся.
– Слава Богу. Не сердись. Успокойся. Все равно, ты ничего не можешь с этим поделать - он читает их вот уже многие годы.
– А что он при этом говорил, хорошо ли составлена была, по его мнению, эта просьба?
– Фред Госсим - ответила Мэри Морли, - ни за что бы этого не сказал. Мне же кажется, что она была очень прилично составлена. А как же иначе - ведь ты получил перевод!
– Я тоже так считаю. Потому что Богу, ей-ей, не очень-то положено быть чутким к молитвам своих почитателей в соответствии с теми заветами, что действовали в эпоху, предшествовавшую появлению Заступника, когда могущество Форморазрушителя было столь велико, а ниши взаимоотношения с ним - я имею в виду, с Богом - столь гадкими.
– Представляю, каково было бы тебе тогда, - злорадно заметила Мэри. - Со всеми этими твоими горькими сетованиями в отношении того, чему нас учат и что делает Наставник.
– Я был бы великим поэтом. Как Давид.
– У тебя была бы такая же никчемная работа, как и сейчас.
Сказав так, она решительно пошла прочь, оставив его у двери грузового отсека ялика, где он все еще продолжал держаться одной рукой за выстроенный им ряд припасенных банок с джемом.
От полностью завладевшего его умом и телом ощущения собственного бессилия у него перехватило дыхание.
– Ну и оставайся здесь! - крикнул он ей вдогонку, - Я отправлюсь без тебя!
Она продолжала быстро шагать под горячим солнцем, не оборачиваясь и не удосуживаясь ему ответить.
Остаток дня Сет Морли провел, загружая в "Мятежного Петушка" их нехитрый скарб. Мэри все это время не показывалась. К концу дня до него дошло, что он один делает всю положенную перед отправлением работу. Где же она? Его вдруг взволновал этот вопрос. Ведь это нечестно с ее стороны.
Тут он, как обычно, когда подходило время ужина, впал в уныние. Даже задался вопросом, стоит ли его цель тех усилий, что он затрачивает. Бросать одну никуда не годную работу ради другой такой же! Я неудачник. Мэри права, думая обо мне так. Взглянуть хотя бы на то, как неумело я загружаю сюда все это барахло. Он изумленно глядел на то, в каком беспорядке он загромоздил ялик грудами одежды, кипами книг, видеокассет, кухонными принадлежностями, медикаментами, картинами, не изнашиваемыми никогда покрывалами, шахматами, справочными дискетами, аппаратурой для связи и всяким прочим хламом. Неужели фактически вот только это мы скопили за восемь лет работы здесь? - изумленно спросил он у самого себя. Ведь здесь нет ничего мало-мальски ценного. Но даже эту дрянь он не может запихнуть как следует в ялик. Многое придется выбросить или оставить, чтобы пользовались другие. Ну нет. Лучше уж все лишнее уничтожить, - угрюмо подумал он. Нужно самым решительным образом отвергнуть саму мысль о том, что кто-то другой станет задарма пользоваться нажитым его трудами. Я сожгу все, до последнего лоскута материи, - твердо решил он. В том числе, и всю эту несусветную одежду, что Мэри понатаскала в дом как сорока, подбирая все, что поярче и побезвкуснее.