— Не зрю радости на твоём лике, — с деланным огорчением молвит странник.
Я устало закатила глаза к потолку. Предпочтительней найти было бы Гимли, дабы избавиться от нравоучений. Но у меня нет настроения веселиться.
— Почему ты сразу не сказал мне про Антона?
Огорчение на его «фейсе» перестает быть деланным.
— Я шёл последним и не видел. Леголас следовал за ним. Попытай его.
— Что сделали с телом?
— Тела я не видел.
— Нет ни малейшей надежды?
Странник тяжело вздохнул.
— Леголас не мог солгать. Раз говорит — значит видал.
— Как всё у вас просто, — грустно вымолвила я.
— Выпить не желаешь? — неожиданно предлагает странник, — я не спал с Дунхерга и не ел со вчерашнего вечера. Закусить бы.
Я встрепенулась.
— Есть что покрепче вина?
Арагорн задержался, подсчитывая что-то в уме.
— Я принесу два, — выдал он.
— Три.
Странник удивился, но ничего не возразив, исчез из поля зрения. Немного погодя, он возвратился, водрузив на стол три чарки, приземлился напротив. Поднял одну чарку, вторая досталась мне, на третью я возложила ломоть хлеба спёртый с соседнего стола.
— Обычай, — объяснила я, в ответ на немую заинтересованность Арагорна. — Пусть тоже с нами выпьет.
Возможно, у них водилось в традициях нечто похожее. Арагорн оценил важность момента.
— За Антона.
— За нашего друга, — согласился он.
Мы не чокаясь, выпили. В горло полилась обжигающая жидкость по качеству напоминающая самогон. Я глотнула раскалённое олово, переводя дух, прикрыла пальцами рот. Но героически не закусываю. Делаю шумный выдох. По-моему, сейчас буду плакать. Я зажмурилась.
— Он не хотел твоих слёз, — скуксился при виде начинающейся женской истерики будущий король. — Я слышал. Он королевичу зарок дал: как прольёшь ты хоть бы одну слезинку, он эльфа с того света достанет. Так и сказал.
Я через силу улыбнулась, прогоняя подступившую к ресницам влагу.
— Не лей слёзы по павшим. Лучше помяни добрым словом. Однако, я чаял тебя ныне счастливой увидеть. Опосля нашей победы да эдакой ночи.
Он ощерил зубы в ухмылке.
— Не поняла, — откуда здесь все и всё знают?
— Эльфы не лгут, а я сдюжил, — признаётся король.
— Поясни, — потребовала я.
— Раны у царевича затянулись. К вечеру, он сам бы оклемался.
Как вы мне все «дороги»! Когда же это издевательство прекратится?
— Я нарочно. Вас свести. А то смотреть больно.
— О, Вышние! — Со стоном уронила голову на руки.
— Это единичный случай. Оставим его в тайне меж нами. Уж извини, коли обидел.
Я не стала говорить о своих соображениях, куда ему следует засунуть извинения. Киваю, не поднимая на него глаз. Ни одним мускулом и извилиной шевелить не хочется. Старею, пора на пенсию. Желание короля женить нас естественно. Наслушался легенд и предреканий, излюбленное занятие эльфов. Да любой без колдовства скажет — мы вместе жить не сможем. Леголас — породистый, практически бессмертный «перворожденный» и потомственный престолодержатель. Я — домашняя выделка, и родители у меня обычные инженеры. Между нами ничего общего, кроме болезненного инстинкта влечения.
Странник, вероятно, безмолвно ушёл в толчею. Потому как я почувствовала близко присутствие другого существа, оно всегда отдавалось дрожью внутри. Чуть не ставшего для меня всем миром существа. Намеренно не подаю никаких признаков жизни.
— Пришёл за моей головой — запишись в очередь, — индифферентно произнесла я.
— Не имел мочи сказать, — молвил эльф. — Упустить единственную возможность соединиться.
Встала, с намерением уйти, но притормозила, посмотреть в его наглые очи.
— Вы всегда загодя думаете о себе?
Глаза царевича сверкнули праведным гневом.
— Я думал о выживании своего народа! — оскорблёно заявляет Леголас.
Конечно, поэтому ты и шёл вторым. А Тошка — первым. Царевич — трус!
— Неужто?
Брови Леголаса сдвигаются на переносице:
— Не поспел я, да и никто не поспел бы его спасти.
— Почему тогда не забрали тело или не схоронили как положено?
— Да потому, что не осталось ничего! — в отчаянии выкрикнул эльф.
А я думала — хуже в моём положении быть не может.
— По кускам разорвали. Ты это добивалась услышать?
Кошмарище. По мурсалам тебе, Светка, по мурсалам. Как бы я хотела сию секунду оглохнуть. Воображение живо нарисовало картинку, к горлу подкатил тяжелый ком. Стены заплясали сумасбродную круговерть.