Сдвинув шапку на глаза, Пяткин услышал, как хлопнула входная дверь, а затем радостный крик его пассажира:
– Ага, попался, жулик!
Извозчик накрепко зажмурился. Все, конец…
– Аполлон Григорьевич? Как тут оказались? – услышал он, не разжимая глаз.
– Да вот решил навестить друга, который прячется два месяца…
– Совсем не прячусь.
– Ну конечно! Жульничать не выйдет… Все, беру вас под арест.
– Я не могу.
– Знать не желаю, друг мой! Едем к Палкину[15], у меня пролетка ждет.
– Зачем?
– О боги естественных наук! Что за человек? Угощу поздним завтраком.
– Благодарю, не голоден.
– Двадцать третье декабря, праздник почти наступил. Пора веселиться. Прокутим наши премиальные. На «гуся» получили? Спустим подчистую. Поехали!
– В другой раз.
– Обидеть хотите? Столько не виделись, и вот так встречаете?
– Давайте не сейчас…
– Чем же так заняты?
– Вызвали в Апраксин рынок, там происшествие.
Пяткин услыхал тираду, от которой и лошадь покраснеет. Но страх поубавился: вроде его арестовать не спешат. Может, опять пронесет… Приоткрыв глаза, он оглянулся. Рядом с пассажиром стоял коренастый господин в каракулевой шапке «Рафаэль». Незнакомец глянул так, что извозчик вжал голову в плечи.
Высказав все, что думает про неугомонных чиновников сыска, Лебедев предложил довести до Апраксина. Дождется, пока Ванзаров закончит свои делишки, и все равно отвезет к Палкину. Свои решения великий криминалист не менял.
Указав Ванзарову залезать первым, Аполлон Григорьевич запрыгнул и втиснулся на диванчик пролетки. Было тесно. Теснота не мешала. Уточнив, куда именно в Апраксин, Лебедев приказал подъехать со стороны Фонтанки. Пяткин обрадовался, что не оказался за решеткой, и забыл сторговаться. Так и поехали.
Аполлон Григорьевич легонько ткнул локтем в бок. У обычного человека уже бы перехватило дыхание, Ванзаров не шелохнулся.
– Ну и что это означает?
– О чем вы?
– Не стройте из себя дурака, оставьте эту привилегию нашему начальству.
Настроение Лебедева было игривым. Проверять его на прочность не следовало. Даже лучшему другу. Ванзаров придвинулся к уху великого криминалиста и спросил шепотом:
– Чем напугали извозчика?
Лебедев пыхнул сигаркой, облачко дыма отнесло на кухарку, которая выронила корзинку и зажала ладошкой нос.
– Чтоб я обидел трудовой народ? Он двойной тариф содрал, я виду не подал.
– Наверно, показалось, – согласился Ванзаров. И принялся рассматривать замерзшую реку Мойку, которую проезжали.
Аполлон Григорьевич издал предупреждающее хмыканье.
– Не увиливайте, друг мой. Не отстану.
– Я знаю.
– Тогда не измеряйте глубину моего бездонного терпения, – Лебедев довольно ухмыльнулся. – Чем занимались все эти дни, пока заживали живописные шрамы?
– Октябрьские истории напоминать не надо?
Последовал утвердительный кивок: такое не забывается.
– Под конец тех событий мне было обещано, что произойдут ужасные происшествия, которые нельзя остановить, – продолжил он. – Были обещаны мне лично. При последней встрече с известным вам отчаянным господином.
– Тот самый ссыльный тип?
– Дал мне слово за несколько мгновений до своего конца. Слово было пропитано ненавистью, какую скопил за долгие годы.
Лебедев согласно кивнул.
– Такой человек слов на ветер не бросает, – сказал он, выпустив облачко сигарного дыма. – Обещание серьезное.
– Я пытался понять, где может быть нанесен удар. Ждал и готовился.
– Рассчитывали, что некие личности под его гипнозом будут убивать, не понимая, что делают? Как сомнамбулы?
– Наиболее логичный вывод, – ответил Ванзаров. – Однако ничего не произошло. Совсем ничего, что могло быть запущено как мина замедленного действия. Каждый день проверял сводки, дал указание приставам докладывать о любом странном случае. Ничего.
– Возможно, время не пришло?
– Два месяца – большой срок. Сила гипноза должна ослабнуть. Он был выдающимся гипнотистом[16], но не всесильным. Спланировать убийство при помощи сомнамбулы на отдаленный срок – маловероятно.
– Напомните, как он заставлял становиться убийцей?
Лебедев ничего не забывал и отлично помнил все детали прошлых событий. Ванзаров сделал вид, что поверил в забывчивость друга.