Лодка качнулась на особо ретивой волне и ткнулась в зеленый камень причала, доски под ногами Реймунда противно скрипнули, и, удерживая равновесие, первый шаг навстречу неизвестности все-таки пришлось сделать. Под ногами оказалась не слишком чистая и на редкость скользкая твердь, официально считающаяся частью крупного колониального города Ахайос.
«Потрясающая нерадивость. Ни чиновника, ни стражников, приходи, бери город голыми руками, благо хоть корабли еще осматривают. И не удивительно, что тут ригельвандцы на шваркарасской службе — простор для взяток просто неимоверный. Привлекает торгашей, как сыр мышей… нет, крыс, жирных наглых крыс…»
— Сударь, купите часы, чистое серебро, великолепная чеканка, защита от кражи. — Уличный торговец был нагл, напорист и традиционно хамоват.
— Нет. — Становиться обладателем бесполезного краденого товара не хотелось.
— Прошу вас, не будьте так поспешны, всего три золотых, это даже дешевле себестоимости. — Что-то было крепко не так с этим прилипалой.
«Низкорослый, не хватает шести зубов, нос сломан не менее шести раз, но все равно слишком длинный. Пальцы тонкие, шустрые, глаза все время бегают, редингот, явно с чужого плеча, справа топорщится, там даже не нож — тесак. На пальце татуировка змей — аспид. Хреновая у часов была защита от кражи…»
Послышался легкий хруст, вернее даже щелчок, человек предлагавший часы моментально смешался с толпой, постаравшись оказаться как можно дальше за наименьшее время.
Его подельник или ученик, парень лет шестнадцати в легком жилете поверх давно нестиранной рубашки, потертых панталонах, рваных чулках и старых туфлях, недоуменно воззрился на сломанный палец.
«Черт, стоило сойти с корабля, как усрал, балбес, всю маскировку. Спасибо этому дому, хоть в другой иди, поправил, называется репутацию».
Глаза парня начали наполняться слезами.
— Сеньор Батилеззо, вы забыли свой рюкзак. По причалу вразвалку подходил матрос с «Удачи», неся увесистую сумку с тремя лямками из доброй кожи. Из сумки торчал тубус с телескопом, а с другой стороны призывом для мелких воришек болтался рукав шелковой сорочки.
«Два раза черт, впрочем, старшина Сольти весьма кстати».
Крепкая рука крокодильей хваткой вцепилась в кисть белокурого подростка.
— Запамятовал старина. Просто запамятовал. Благодарю вас. Так бы и ушел без инструментов. Премного благодарен. — Бывший пассажир рассеянно кивнул моряку.
Вторая рука взяла у матроса лямку рюкзака. Небрежным движением он оказался заброшен на левое плечо. В крупную волосатую лапу старшего матроса Сольти Игладиссо, балагура и пьяницы, перекочевала мелкая серебряная монета.
— Ах да, Сольти. — уже собираясь шагнуть, он притормозил, засеменив забавно ногами, и снова повернулся.
Матрос, с улыбкой собиравшийся идти обратно к лодке, насторожился. Было в голосе «синьора Батилеззо» что-то очень липкое. Намекавшее на временную невозможность отдать приказ матросам из лодки отдыхать и отправиться в ближайший кабак конвертировать серебро в кружечку холодного пивка, может даже с копченым угорьком.
— Капитан Леонардо говорил мне, что в последний шторм его малютка лишилась юнги. И нескольких матросов. Это прискорбно. Вот взгляни, кого я нашел, Сольти, — Рывком бывший пассажир поставил неудачливого воришку между собой и моряком.
Реймунд подмигнул. Старшему матросу с «Удачи моряка» еще никогда не доводилось видеть, как ему подмигивает кролик, неожиданно преобразившийся в питона.
— Да, синьор. — Сольти несколько ошарашено посмотрел на ревущего белобрысого парнишку, и подумал, что со сломанным пальцем особо по вантам не полазаешь.
— Чудно.
От неожиданного толчка мальчишка фактически влетел в объятья морского волка.
— Позаботься о его трудоустройстве, Сольти. И построже с ним. — «Сеньор Батиллезо» шутливо погрозил мальчишке кулаком.
Реймунд опять подмигнул. В руку моряка перекочевала золотая монета. Пятая часть его месячного жалования.
— А как его зовут? — пытаясь прийти в себя от неожиданного поворота, сморозил Сольти.
— Ума не приложу. Ну, придумай что-нибудь занятное, вы, моряки, мастера на такие дела.
Уже из-за плеча бросил удаляющийся пассажир «Удачи Моряка». На памяти старшего матроса этот нелюдимый, чудаковатый крепыш за все трехмесячное плаванье одновременно ни разу не произносил столько слов. И уж тем более от кого угодно, но только не от этого скряги ни разу, не игравшего по слухам с капитаном более чем на пять серебряков, можно было ожидать разжиться целым золотым. Сольти коротко взглянул на парня, судя по всему, одного из портовых воришек.