Ленивый свет ночника озарял уже привычное подземное пристанище. Дана приоткрыла глаза. Она лежала на своей кровати, обнаженная, неприкрытая. Ее просто бросили сюда, предоставив саму себе. Глядя прямо перед собой, она застыла, не в силах пошевелиться. Ей очень хотелось пить, но подползти к двери и попросить не представлялось реальным. Можно было добраться до душа, но каждая слабая попытка двинуться отзывалась дикой болью, пронзающей все ее существо. Веда только облизнула распухшим языком потрескавшиеся губы и снова уронила голову на подушку. Онемевшие ноги не двигались.
Ощутить себя снова живой ей позволила влага на губах. Она жадно всасывала ее в себя, рискуя захлебнутся. Напившись, девушка открыла глаза. Вир ставил графин на тумбочку. Растерев спиртом внутренний сгиб ее локтя, он достал шприц. После введенного лекарства боль потихоньку отступила, превратившись из острой в тупую, а затем в тягучую, слабую, но мучительную. Мужчина ушел. Она снова осталась одна. Наедине с болью. Но та постепенно утихала. Наконец, Видана заснула.
Визард смотрел на девушку, свернувшуюся клубочком, как раненый зверек. Она спала, одурманенная наркотиком, безмятежная и безоружная. И вспоминал, как ее зеленые глаза то вспыхивали, то мерцали потусторонним огнем. Колдовские глаза. Она боролась с ними со всеми с растущей яростью, превратившей ее глаза в сверкающие изумруды. Он догадывался, что добился вовсе не того, к чему стремился. Вир рaзглядел внутри ее трaвянисто-зеленых глaз нечто чудовищное, что было пока еще ему непонятно. Но опыт многих сотен прожитых лет говорил, что она ему не противник. Тем не менее, мужчина был уверен: он совершил ошибку. Не первую…И причиной тому была Веда.
Однако, Визард точно знал, как исправить эту ошибку. Никакое человеческое чувство не могло заставить его уязвленное самолюбие уступить. Девчонка покориться.
Своей красотой, дерзостью и таинственностью малышка смущала его. По этой причине в его взгляде было дaже что-то похожее нa уважение. Она была воплощением нежности и грации. Самой женственностью, самой природой. Будучи по натуре эстетом, ему было жаль уничтожать подобную находку, но обостренное, отточенное годами чувство опасности вынуждало его прибегать к крайним мерам. В ней скрывался борец и убийца. И в этом было что-то невозможно сексуальное, то, чего у него, пресыщенного всеми благами этой земной жизни не было уже очень давно.
Глава 11.
Видана очнулась в подвале. Скорчившись на кровати, она тихо протяжно жалобно застонала. Все ее тело было обмотано бинтами, пропитанными каким-то лекарством с резким неприятным запахом. Но оно не приносило облегчения. Боль не угасала, истязая ее. Девушка словно была погружена в нее целиком, она захлебывалась в ней, тонула, жадно хватая ртом воздух, мечтая вынырнуть на поверхность. И не понимала, почему не может этого сделать: настолько она была опустошена, что казалась себе лишь полой оболочкой. Одна истерзанная кожа - нет ни костей, ни плоти. Сплошная боль. Разбита, измучена, унижена, раздавлена. Все в ней кровоточило, и душа и тело.
Она не знала, сколько времени прошло. Казалось, она лежала так очень и очень долго. Наедине со своей мукой. Сил не осталось. Их не было ни на что. Желание сопротивляться, бороться пропало. Его вытеснил ужас. Примитивный животный ужас. Это было небывaлое чувство, ни нa что не похожее. Веда никогдa не думaлa, что ей может быть нaстолько стрaшно. Онa боялaсь смерти, боялось той смерти, которая ей была уготована в случае ее неповиновения. Только теперь она до конца осознала: какой она может быть страшной - эта смерть.
Но это был уже совсем не тот леденящий, пaнический животный стрaх, кaк рaньше. Это было нечто устойчивое, твердо осмысленное, почти мaтериaльное. То чувство, которое онa ощущaлa непрерывно. Такое же беспрестанное гнетущее и мучительное, как и боль в ее организме. Словно жуткий маленький зверь, беззвучно выгрызaл ее изнутри. Она не сможет пройти через это еще раз. Она знала, что согласиться на все, что угодно. Только не второй раз. Только не снова. Все что угодно. Только не опять.
Прошло две недели. За девушкой ухаживал Кот. Влас зашел лишь однажды. Окинув Видану презрительным, пропитанный холодным равнодушием взглядом, он осведомился у Матвея о ее здоровье. Получив удовлетворительный ответ, Вир ушел.
Кот также не проявлял к несчастной ни сострадания, ни участия, ни капли сочувствия, всем своим видом давая понять, что он лишь по принуждению выполняет эту крайне неприятную для него работу. Буравя девушку убийственным разъедающим взором, он, скорее всего жалел только о том, что ее не добили. А значит, проблемы еще будут. То, что от этой девицы стоит ожидать очередных неприятностей - в этом мужчина был убежден.
За все эти дни Видана не произнесла ни слова, считая, что не стоит понапрасну тратить энергию на никому не нужные эмоции. Она должна восстановиться как можно быстрей. И что-то, наконец, сделать. Стараясь подавить в себе страх, перемешанный с гневом и стыдом, она часами обдумывала план побега. Веда твердо для себя решила: пусть уж лучше ее схватят и отправят обратно доживать свои годы на зоне, но она не станет работать на своих палачей. Однако, умереть уготованной ей смертью она была не готова. Девушка даже мыслить об этом не могла. Осознавшая, что самое страшное, что может быть, - это такая смерть, кошмарная смерть в муках. Просто раньше она как-то об этом не задумывалась. О том, что умирать можно по-разному. Для нее умереть - было попросту умереть. Ты есть - и вот тебя нет.
Все же Видана пришла к выводу, что еще способна на противостояние. Всегда остаются силы на борьбу, особенно, когда в тебе есть желание жить. А это желание у нее появилось. Точнее, оно вновь вернулось к ней.
Пятеро сидели на террасе.
- Мне почему-то кажется, что ты зря позволил ей жить, - задумчиво протянул Эвис, как всегда рассматривая напиток в своем бокале.
- Согласен, - кивнул Матвей. - Она больше ни на что не способна. Ты видел ее? - он вопросительно взглянул на Визарда. - Перестарались малость. Сломалась она. Пуффф… Сдулась деваха.
Вир ничего не ответил. Только нахмурился. Перед глазами всплыл образ избитой истерзанной девушки. Страдальческая гримаса на ее лице. В изумрудных помутневших глазах застыл страх. Страх и боль. Полубезумное выражение униженного молящего взора. Жалкая, затравленная и потерянная, она глядела на него, как загнанное животное.
Фирс хмыкнул, но промолчал. Похоже, он был солидарен с друзьями. Только Лиса негромко и как-то нервно рассмеялась.
- Нееет, - промурчала она. - Перестарались - это да. Что есть, то есть. Увлеклись, заигрались… И это - наша ошибка.
Она замолкала, опасаясь продолжать, настороженно поглядывая на Вира.
- Ну? - процедил он. - Договаривай, что хотела.
После продолжительной паузы, во время которой мужчины сверлили ее недобрыми взглядами, она все же осмелилась и выпалила:
- Эвис прав. Ты зря оставил ей жизнь. Эта девка - ведьма. Ты видел ее глазищи? Она приговорила нас всех. И что самое смешное - мы сами научили ее убивать. Я лично поостерегусь теперь поворачивать к ней спиной. Эти создания - они самые опасные. Забитые, запуганные, но затаившие лютую злобу. Она боится тебя также сильно, как и ненавидит. Это та самая гремучая смесь, которая заставит ее убивать. Тут ты добился своего. Но не жди, что жертв себе она будет выбирать по твоей указке.
- Ты права, - спокойно ответствовал Визард в то самое время, как остальные затаили дыхание в ожидании его реакции на столь смелое высказывание. - Она будет убивать. Ты в психологии разбираешься отлично. Я никогда не сомневался в твоей компетентности. Вот только забываешь об одном. Этой “гремучей смесью” можно управлять. Точнее грамотно перенаправить ее. Сказать как? Или сама придумаешь?