- На Урале, Иже, Днепре, - стала перечислять девушка.
Ее перебил смех Тараса. Он смеялся так заразительно, так искренне, что девушка невольно присоединилась к нему. За своим весельем они не заметили, как к ним подошел Визард.
- Нравится? - спросил он, накрыв своей большой теплой ладонью руку девушки, лежащую на бензобаке мотоцикла.
Видана тут же подавилась смехом, закашлявшись, и хотела было выдернуть свою руку из-под его руки, но Вир ей этого не позволил, прижимая ладонь девушки к лакированной поверхности.
- Рас, свободен, - отрывисто кинул он Глоку, отмахнувшись от него, - Я сам.
Видана вся сжалась. Рядом с Тарасом она чувствовала себя свободно, почти комфортно, тогда как Визард заставлял ее внутренне натягиваться, как струну. И она знала, что он с легкостью, играючи мог порвать эту ее внутреннюю струну, перетянув чуть покрепче.
Она ощущала опасность в каждом его слове, в каждом движении. Странный человек. Хотя, ничего человеческого в нем не было, кроме потрясающего тела, словно вылепленного рукой скульптора по образу какой-нибудь мужской особи времен средневековья. Тогда люди были еще слишком близки к природе и принимали на себя много физических нагрузок, подгоняемые одной целью - выжить. Они занимались борьбой, верховой ездой, тяжелой работой, войнами, подготовкой к ним и преодолением их последствий так, что им не надо было специально наращивать мускулатуру, занимаясь в тренажерных залах. Их тела были сложены гармонично: подобных результатов не добиться никакой специально подобранной программой упражнений. Об этом заботилась мать-природа, да и сам образ жизни, где выживали сильнейшие.
Она вспомнила прикосновение его бархатистой кожи к своей. Даже волоски на его груди не раздражали, а так и манили зарыться в них пальцами, вдохнуть его мускусный запах мужественности, неповторимый аромат, такой же соблазнительный, как и его тело.
Вир самодовольно ухмыльнулся, словно знал, о чем она думает.
- Ну, что застыла? Садись, - он протянул ей очки и расположился позади девушки. - Заводи. Поехали.
Веду смутило то, что ей никто и не собирался объяснять, как управлять этим железным конем, которого она видела впервые в жизни. Но спросить гордость: не позволяла. “Буду разбираться самостоятельно. По ходу дела”, - решила она, сжав зубы. - “А он не робкого десятка. Неужели влюбился?” - ехидно продолжала она про себя. - “А теперь хочет умереть в один день, в один час. И, даже, в одной могиле, погребенным вместе со мной под кучей металлолома”. Решив довериться своей интуиции, Дана завела мотор. “Интересно, а он, часом, не бессмертный?”, - мотоцикл тронулся с места.- “Может и так… Но я-то из плоти и крови: развалюсь - не соберешь. Хотя, плевать”.
Жизнь для Виданы уже давно потеряла всякий смысл и цену. В то самое время, когда исчезла вера в справедливость, как на Земле, так и на Небе, пропала вера в людей. “Почему же тогда я так боюсь его?” - этот вопрос терзал девушку. “Я не боюсь смерти тела”, - отвечала она себе. - “Я боюсь, он убьет мою душу, изничтожит меня самое, а пепел развеет по ветру”.
Дом Визарда стоял несколько в стороне от котеджного поселка, ближе к опушке леса. Они беспрепятственно выехали за ворота, которые распахнулись перед ними, словно, по мановению волшебной палочки. И они понеслись по песчаной дороге, увеличивая скорость. По мере того, как Веда осваивалась, двигатель набирал обороты. Они вырулили на шоссе.
“Ну, что, Макклауд, проверим твои нервы на прочность? - желчно решила про себя девушка. - “Прям, даже интересно: так же ты бесстрашен, сколь и крут? Или только строишь из себя крутышку?” Пальцы яростно впились в гашетку. Дорога неслась навстречу со скоростью ветра. Дана перестала смотреть на спидометр с каким-то шестым чувством объезжая встречный транспорт и препятствия, бессознательно выбирая путь. Она забыла про мужчину, сидящего сзади и ничем не выдававшего своего присутствия. Она перестала ощущать его руки, сомкнувшиеся на ее талии. Кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось в груди, в жилах плескался адреналин. Веда наслаждалась чувством полета, секундами призрачной свободы и ветром, бьющим в лицо.
Яркое июньское солнце затопило все вокруг золотым светом. Лес по обеим сторонам дороги слился в одну зеленую полосу. Хотелось визжать от какого-то упоительного чувства безумной радости. Двигатель послушно отзывался на малейшее движение ее пальцев. Она уже почти оторвалась от земли. И вдруг он предал ее. Как и все. Как все вокруг. Чихнув и горестно вздохнув пару раз, он заглох, и мотоцикл двигался уже по инерции. Только сейчас Видана заметила, что они съехали на узкую колею и приближаются к лесу.
Окончательно остановился мотоцикл у кромки березовой рощи. Веда недоумевала. Настроение быстро упало до нулевой отметки. Влас неторопливо слез на дорогу и, обойдя средство передвижения, указательным пальцем постучал по круглому прибору.
- Железного коня тоже нужно кормить, - своим обычным ровным тоном произнес он. - Ты пролетела заправку.
Его лицо было похоже на маску: ни один мускул не дернулся. Ни злости, ни раздражения, ни испуга - сплошное равнодушие к происходящему. Как будто, ничего из ряда вон выходящего. Ну, подумаешь, прокатились с ветерком. Обычная увеселительная прогулка. И в голосе ни тени возмущения…
- И что? - только и смогла выдавить из себя Веда.
- Позвоню Расу. Пусть за нами приедет, - все также безэмоционально проронил Вир. - Пойдем, пока прогуляемся. - Его пальцы сомкнулись чуть повыше запястья девушки.
Видана вздрогнула, как от ожога, и выдернула руку. Мужчина не попытался ее удержать, а только засмеялся. При этом смеялись только губы, а черные сумрачные глаза сверлили Веду суровым пронизывающим взором.
- Боишься меня? - вопросительные нотки были едва слышны, давая понять, что вопрос риторический. Даже не вопрос. Скорее утверждение. Он просто констатировал факт.
- Ты все для этого сделал, - зло пробормотала девушка и отвернулась.
Она пошла по едва заметной в густом мху тропинке и углубилась в чащу. Ее непримиримый бунтарский характер не позволял ей свыкнуться с рабским положением, долей наложницы, не имеющей право слова, невольницы. Он заставлял ее огрызаться и выставлять все свои колючки. Она сравнила себя с ежиком, который, странным образом, в такой момент, всплыл у нее в памяти.
Будучи совсем маленькой, Дана с бабушкой проводила лето на даче. Однажды, она поймала крохотного ежика и посадила его в ведро. Девочка хотела приручить зверюшку, сделать своим домашним питомцем. Пойманный в ловушку зверек ершился, агрессивно топорщил иголки, шипел и все норовил укусить ее за палец. Он игнорировал молоко и прочие лакомства, скребя когтистыми лапками по высоким стенкам ведра. Он никак не хотел признавать очевидное: ему было не выбраться из плена. Как бы он ни старался. Ему было не преодолеть преграду, а человек только смеялся над его жалкими попытками дать отпор и освободиться.
Бабушка попросила Видану отпустить ежика, сказав, что тот просто умрет в неволе. Девочка сжалилась над ним и опрокинула ведро, предоставив зверьку право: доедать вкусняшки или бежать на все четыре стороны. Еж убежал, предпочтя свободу, полную опасностей и борьбы за выживание, сытой неволе.
Дана с тоской вспоминала эту историю. Она чувствовала, что тоже погибнет в той клетке, в которую заточил ее этот монстр. Ей ничего не надо: ни денег, ни комфортного жилья, ни машины. Она хочет лишь одного: расправить крылья и взлететь высоко-высоко в бескрайнее, поразительной голубизны небо, на котором тихо плыли пушистые перистые облачка. Девушка подняла голову и посмотрела ввысь. Туда, где кроны курчавых берез весело шелестели своими молодыми листочками. Они также, как и она, тянулись в высоту, к небу. В глазах цвета окружавшей ее зелени застыли слезы. Ей стало бесконечно жаль себя. Совершив один единственный легкомысленный поступок, приведший к непоправимым последствиям, она должна теперь расплачиваться за него всю оставшуюся жизнь. Это казалось ей жутко несправедливым. Она была готова на все что угодно, лишь бы повернуть время вспять. Но это было невозможно.