Она сидела в парикмахерском кресле в собственном полинявшем халатике, обвешанная от затылка до лба своими привычными, допотопными, железными патронами-бигуди.
Костя едва справлялся с камерой, сгибаясь пополам от смеха всякий раз, когда представлял себе реакцию Андрея Васильевича на очередной сюрприз Синичкиной.
Выглядела Лида несколько скованной, однако совершенно обалдевшей от счастья. Ее снимают! Она прославится на весь мир! Могла ли она когда-нибудь об этом мечтать!
А Юлька, оказывается, не такая уж и дрянь, хоть и оккупировала комнату в их коммуналке. Но, в самом деле, должна же девчонка хоть как-то расплатиться за проявленные к ней Лидией чуткость и доброту…
Кошкин ловко снимал с нее бигуди и со звоном швырял в подставленный лоток.
— Прекрасными могут быть все женщины без исключения, — комментировал он. — Худые и полные, белые и… черные. Может, у черных даже есть преимущества. Их волосы, непокорные и скрученные в спиральки, напоминают спиральное строение нашей галактики…
— Прошу вас, об этом поговорим позже, — деликатно прервала Юля.
— Короче, во всякой женщине главное — голова! — послушно перестроился парикмахер.
— Так. Здесь синхрон прервем и пустим Россини. — планировала Юлька. — На перебивке Денискин Фигаро сделает несколько сальто-мортале. Это прозвучит как метафора виртуозного мастерства всех цирюльников — и севильских, и российских.
— Гениально! — одобрил Кошкин.
На Лидиной макушке начинало возводиться нечто вроде Вавилонской башни. Кокетливые завитки легли на обветренные щеки, а лоб прикрыла фигурная челочка, отчего нос визуально уменьшился и перестал напоминать картофелину.
— Какое наслаждение — работать с диким материалом! — Имиджмейкер был объят творческим экстазом. — Этот неправильный овал лица — просто кайф! А расплывшиеся формы… я просто балдею! Припухшие веки без ресниц напоминают полотна малых голландцев… Сюда бы высокий гофрированный воротник… Или наоборот: низкое декольте… Устал я, честно говоря, от приевшихся стандартов. Большое спасибо, Юлия Викторовна, вы предоставили мне возможность поэкспериментировать!
Лида, пригревшаяся под ласковым теплом софитов и разомлевшая от всеобщего внимания, никак не реагировала на то, что ее обозвали диким материалом и сочли се формы расплывшимися.
Зато уязвленные манекенщицы обиженно зашушукались. Как! Это они — приевшиеся? Какое оскорбление! В глубине души каждая из них пожалела сейчас о том, что во имя сохранения стандартной фигуры отказалась от миндальных пирожных.
Юлину же соседку беспокоило только одно:
— Меня так и покажут — в этом халате? На нем же вместо одной пуговицы — булавка!
— Не беспокойтесь, мы вас потом приоденем, — утешила Юля, а сама незаметно подмигнула Константину.
Тот мигом понял и при помощи трансфокатора взял вышеупомянутую булавку сверхкрупным планом.
В павильон наконец наведался Андрей Васильевич — проверить недреманным начальственным оком, как идут дела.
Взгляд его упал на бесформенные Лидины колени, выглянувшие из-под распахнутого халата и обтянутые дешевыми хлопчатобумажными чулками. Он глянул чуть выше и заметил английскую булавку вместо застежки…
Кошкин невозмутимо занимался своим делом: его посетила идея украсить новое произведение муляжами спелых фруктов.
В данный момент на Лидиной макушке, точно бычьи рога, возвышались два банана, а между ними покоилась гроздь зеленого винограда…
Глава редакции ничего не сказал. Он только вынул из кармана упаковку нитроглицерина и кинул под язык сразу несколько капсул.
Глава 9
«БУРЯ МГЛОЮ НЕБО КРОЕТ…»
— Время — это самое упрямое явление, оно не птица и не кот! Оно за хвост не ловится, оно не остановится, оно всегда бежит вперед! — так напевала Юлька, ловко лавируя между прохожими и умудряясь при этом не наступить ни в одну лужу.
Съемки затянулись: Кошкин никак не мог оторваться от своей новой модели. Он, как Пигмалион, творил из домохозяйки Кузнецовой прекрасную Галатею.
В результате Юлька сейчас опаздывала в другое место: ровно через двадцать минут ей нужно было взять интервью для газеты у директора крупного машиностроительного завода. Он любезно согласился на встречу, однако настоятельно просил прибыть минута в минуту: у руководителей такого ранга очень жесткий распорядок дня.
На такси, разумеется, денег не было: зарплата у штатных газетчиков невелика, гонорары тоже оставляют желать лучшего, а телепередача делалась и вовсе задаром. Это был «пилот», некая заявка на будущее: если получится успешной, то только тогда… Ох, уж это неопределенное «тогда»! Звучит почти как «никогда». Особенно для Юльки, не умеющей и не любящей строить долгосрочные планы…
Впрочем, нет времени на то, чтобы впадать в уныние Надо торопиться жить…
Из двадцати минут, отпущенных на дорогу до завода, оставалось всего двенадцать…
На проходной Юлю притормозили.
— Минуточку!
— У меня ее нет!
Действительно, именно в этот миг она должна была перешагнуть порог директорского кабинета.
— А пропуск есть?
— Должен быть заказан. Синичкина, корреспондент.
— Посмотрим в списке.
А список такой длинный! И фамилии в нем, видимо, расположены по алфавиту. «С»- ближе к концу. Ну почему она не родилась, скажем, Аббасовой?
— Ага, вот. Ю.В.?
— Ю.В.! — Юлька ринулась было через турникет, но ее снова остановили:
— Паспорт!
— Нет с собой паспорта! Но директор меня ждет.
— Откуда мне знать, что директор ждет именно вас?
— Я же Синичкина Ю.В.! Юлия Викторовна?
— Докажите. Предъявите любое удостоверение личности. Предприятие у нас стратегическое…
Юлька стала лихорадочно рыться в сумочке. Там оказался только проездной в пластмассовой рамочке да помятый кусочек картона — пропуск на телевидение. Не постоянный, а декадный: зловредный Андрей Васильевич таким образом подчеркивал, что в любой момент может Юлю уволить.
— Такой сойдет?
— А где фотография?
— Сейчас.
Чтобы не фотографироваться каждые десять дней, Юлька не приклеивала снимок к пропуску, а прикрепляла канцелярской скрепкой. Естественно, в сумочке, где все лежало беспорядочно и вперемешку, скрепка постоянно соскакивала.
Наконец она нащупала фотографию 3х4 и предъявила ее:
— Это я. Похожа?
— Ладно. Идите.
— Благодарю вас. Я уже опоздала.
Через три… даже через четыре ступеньки по лестнице вверх… четвертый этаж…
— Эй! Куда вы! Можно на лифте! — донеслось ей вслед от проходной.
Какой там лифт! Его еще ждать нужно!
Вот она, просторная приемная, обставленная солидной кожаной мебелью.
Пожилая секретарша с шевелюрой, подкрашенной фиолетовыми чернилами, предупредила:
— Тарас Францевич просил перед вами извиниться…
— Опоздала?! Но это из-за вашей проходной…
— Наоборот. Директор поручил спросить, не сможете ли вы немного подождать. Он прекрасно знает, что у вас, журналистов, каждая минута на счету, однако у него незапланированный посетитель. Американец.
— Что за вопрос! Конечно, подожду.
— Кофейку?
— Что вы! Не беспокойтесь! — замахала руками Юля. Ей было неудобно утруждать пожилого человека.
— Это входит в мои обязанности, — улыбнулась секретарша. — Не стесняйтесь.
— Я и не стесняюсь. Журналистка — профессия не застенчивых. Только давайте, я все сама налью. И себе, и вам. Не сахарная, не растаю.
— Хорошая вы девочка, — сказала секретарша, и тут на ее столе загудел зуммер. — Извините, вызывает.
Она исчезла за тяжелой дубовой дверью, и через минуту выглянула оттуда, очень довольная:
— Тарас Францевич передумал. Вы не помешаете его беседе с американцем. Заходите. А кофе я все-таки принесу сама — вам троим.