— А что мужик у тебя такой нарядный?
— А он всегда такой, — засмеялась Юлька — Он американец.
— О! То — то, я смотрю, пить не умеет! — хлопнул себя по лбу мужичок и протянул Квентину руку лодочкой. — Вася.
— Петя, — сообщил второй.
— А он Веня, — Юлька толкнула Квентина в бок.
— Очень приятно, — выдавил он.
Вася потер ладони.
— Ну… со знакомством?
За знакомство до Чухлинки не дождались.
— Между первой и второй перерывчик небольшой, — хохотнул Петя и протянул Квентину воблу. — Ты ее вот так… лупи об лавку… мягче станет.
Под его чутким руководством Квентин выпил, занюхал по всем правилам и принялся разделывать пересушенную воблу.
— Пузырик, пузырик поджарь, — учил Вася. — Держи спички.
Сырые головки ломались, гасли, а потом резко вспыхнули обжигая пальцы… Пузырик надувался от жара, чернел, сморщивался…
— В самый раз, — решил Вася.
Квентин принялся его старательно разжевывать… и брови его удивленно поползли вверх.
— Вкусно? — хохотал Петя и крепко трескал его ладонью по коленке. — То — то! Вы там в Америке такого и не пробовали!
…К Железнодорожному они уже вовсю общались на дикой смеси русского с матерным, дополняя непонятное выразительными жестами.
Третья чекушка удивительно облегчила взаимопонимание. А «Жигулевское» прекрасно утоляло жажду, скрашивая вагонную духоту.
И лучок пришелся кстати… Вася разрезал его перочинным ножиком, положил на четверть головки кусочек воблы и со смаком отправил в рот. Квентин последовал его примеру.
— Русский бутерброд! — закатывались мужички, глядя, как у Квентина наворачиваются на глаза слезы. — Что, шланги горят? Ты пивом, пивом лакируй…
— Лакируй?
— Ну, смазывай… По горлу, как маслом, усек?
— А… Да, да…
Квентин раскраснелся, глаза заблестели. Он ослабил туго затянутый галстук, а потом и вовсе расстегнул верхнюю пуговицу.
Кабанчик у его ног зашевелился и пронзительно заверещал. Тетка пнула его пяткой.
— Вот зараза!
Кабанчик завизжал еще громче. А тетка махнула рукой:
— Да ну тебя! Надоест — сам заткнешься.
Сверху, на багажной полке, сразу загомонили цыплята в закрытой корзине, чьи-то саженцы впились в шею тонкими прутиками…
В вагоне уже явственно пахло потом, колбасой, перегаром…
В тамбуре набились курильщики, надымили — не продохнуть. На каждой станции дверь из вагона открывалась, выпускала сизые клубы дыма и впускала тоненькую струйку свежего воздуха.
Колеса стучали, за мутным окном проплывали заводские трубы и редкие рощицы, покосившиеся деревянные домишки и пустые серые поля…
Квентин покачивался на жесткой скамье, приваливался боком к Юлькиному плечу и глуповато улыбался.
…До Электроуглей они уговорили еще одну бутылку и научили Квентина сложному матерному анекдоту, который пришлось повторить раз десять, пока он понял. А поняв, хохотал, как ребенок.
— Ну, бывай, Веня! — Петя крепко хлопнул его по плечу. — Привет Петушкам.
Квентин проводил своих попутчиков полным сожаления взглядом, но их место тут же заняли два грузных солидных дядечки. Они вынули из пузатою портфеля вареную колбасу, батон хлеба… и пиво.
— Залакируем? — предложил Квентин, а взгляд его поневоле притягивался к аппетитно пахнущей колбасе. Юлькину-то «бородяшку» давно «снюхали».
Разве кто отказывался в пути поддержать хорошую компанию?
Залакировали. И Квентин с жадностью впился зубами в кусок «докторской».
Дядечки вышли через полчаса, но за это время кончились еще две чекушки.
…Верещащего борова наконец-то выволокли из вагона. Он упирался в своем мешке, поэтому тянули сообща. Тетка тащила, Квентин толкал… Но теперь в тамбур завели козу. И на огласила весь вагон жалобным протяжным блеяньем.
Вместо дядечек пару станций проехали три неопределенного возраста женщины в платочках. От водки они отказались зато угостили Квентина с Юлькой семечками.
Юлька давилась от беззвучного смеха. Квентин никак не мог разгрызть семечку. Одну сжевал прямо с шелухой, вторую принялся чистить пальцами.
Узнав, что он из Америки, сердобольные женщины принялись учить его «лузгать». Но только он освоил эту сложную процедуру и начал залихватски сплевывать шелуху через губу, как вместо них уселся хмурый громила с татуировками на руках и буркнул:
— Не плюйся, козел.
— Коза там… — Квентин с улыбкой ткнул пальцем в тамбур.
— А я говорю: ты козел.
— Не-ет… — протянул Квентин и сунул ему ладонь. — Я Веня.
Громила оценивающе окинул взглядом широкую, массивную фигуру Квентина.
— Что, думаешь, здоровый?
— Ага, — чистосердечно подтвердил тот.
— Пойдем выйдем.
Квентин с готовностью поднялся.
Юлька прекрасно понимала, чем кончится этот «выход», но не стала его останавливать. Во-первых, она совершенно не волновалась за то, что его могут избить. Силищи-то немерено… еще неизвестно, кто кого. А во вторых, с какой стати вмешиваться в мужские разборки? Пусть на себе почувствует все перипетии сложной жизни российского мужика…
Резкий глухой удар раздался из тамбура. Потом удивленный возглас Квентина и еще удар… На мгновение стало тихо. Потом кто-то завозился, словно тащили куль с мукой. И оба, пошатываясь, в обнимку появились в проходе.
У Квентина на рубашку капала из носа кровь. У громилы была рассечена бровь.
Юлька быстро достала новую бутылку. Смочила водкой платок и подала громиле. Он прижал его к брови. А Квентину она запрокинула голову и зажала пальцами нос.
Два стакана водки примирили их окончательно. Оба поглядывали друг на друга с уважением. На закуску остался только пакетик майонеза, который мужчины поделили по-братски.
И оставшийся час обсуждали мастерство Брюса Ли, а под последнюю бутылку громила вдалбливал Квентину, насколько лучше всех этих заморских заморышей наш Тадеуш Касьянов.
В Петушках Юлька еле выволокла Квентина из пустого вагона.
Ноги у него заплетались, глаза смотрели в разные стороны, к губе прилипла подсолнуховая шелуха, рубаха выбилась из брюк, да к тому же была заляпана кровью, нос распух и покраснел. Но он был бодр, весел, возбужден и требовал немедленно показать ему знаменитые Петушки.
Юлька посадила его на шаткую скамейку на платформе и ткнула рукой в облупленную будочку вокзала.
— Вот.
— Это Петушки? — изумился Квентин. — А зачем мы сюда ехали?
— А здесь главное — не результат. Здесь главное — процесс.
— А! Понял, — закивал он. — Значит, надо найти супермаркет и купить водки.
— Это еще зачем? — с напускной строгостью спросила Юлька.
— Ехать обратно в этой… — он ткнул пальцем в вагон. — В электричке.
— Ну уж нет, — решительно сказала Юлька — Обратно мы в электричке не поедем. А то ты окончательно сопьешься. Это экскурсия в одну сторону. Москва — Петушки. Даже у Венечки не хватило сил написать «Петушки — Москва». Через полчаса на Москву пойдет автобус экспресс… Интересно, я смогу довести тебя до площади?
— Я сам могу идти! — возмутился Квентин. Встал, покачнулся и отчетливо сказал: — Твою мать…
В экспрессе он спал, и блаженная улыбка бродила по его разомлевшему лицу. Спал всю долгую дорогу до столицы, до самого Щелковского автовокзала…
А проснувшись, протер мутные глаза, мучительно глянул на Юльку и простонал:
— Пить… Шланги… как это?… За — ла-ки-ровать…
— Нет, дорогой, — засмеялась она. — Вот это называется: похмелиться. Так и быть, разрешу тебе еще бутылку пива Но это все.
— Душа горит… — повторил Квентин Васины слова — О… загадочная русская душа… Она у вас все время горит?
— Почти.
— Тогда — понимаю… Если вот так… — ткнул он себя кулаком в грудь, — то это невозможно…
Глава 13