Даже в мыслях имени Квентина она старалась не произносить. Считала, что он не заслуживает такой чести. В конце концов есть же и у нее женская гордость!
Гордость гордостью, а как она затрепетала, когда вдруг показалось, что призывно запищал пейджер, заброшенный за ненадобностью на книжную полку! Вскочила на стул, потом на стол, сбросила на пол стопку рукописей и даже не обратила на это внимания!
«Тройка, семерка… пусть же мне выпадет туз! Господи, яви чудо! Пусть это окажется сообщение от… него!»
Чуда, однако же, не случилось. Пейджер, как и следовало ожидать, был отключен. А бибиканье продолжалось: просто сработала сигнализация у какого-то автомобиля во дворе.
Однако этот случай подтолкнул ее к размышлениям. Подходящего собеседника и советчика не было рядом, и она разговаривала вслух с собственным отражением. «Поговорить с умным человеком» — так насмешливо она это назвала.
— Почему я так заволновалась? Может быть, он, — имени она так и не произнесла, — мне все еще не безразличен?
— Еще бы! — неожиданно для нее самой ответил умный человек из зеркала. — Ты не робот, дорогая моя, ты женщина. А значит, по самой своей биологической природе склонна к постоянству. Мужчина — завоеватель любви, а женщина — ее хранительница.
— Но только не рожденная под знаком Близнецов! Близнецы переменчивы и поверхностны, они легко перестраиваются.
— Ага. Хватают мысли и идеи прямо из воздуха. Но что касается чувств… Не сиюминутных эмоций и настроений, а настоящих чувств, то извини, тут можно поспорить!
— О каких это чувствах ты говоришь?
— Дурочку из себя не строй, ты меня прекрасно понимаешь! Близнецы никогда не бывают бестолковыми! Я говорю об одном-единственном чувстве. О любви.
— Врешь! Я его не люблю, не люблю, не люблю!
— Перед кем притворяешься? Перед собственным отражением.
— Я его ненавижу!
— Ах так? Прекрасно. Теперь посчитай, сколько шагов от любви до ненависти. Так сказать, от пункта А до пункта Б.
И тут Юлька заметила, что невольно сделала этот шаг по направлению к зеркалу. Один шажок, разделяющий пункты А и Б.
И ничего ей не оставалось делать, как признать правоту' умного человека:
— Ладно. Твоя взяла. Я все еще люблю его. Но что из этого? Мы никогда больше не увидимся. И лелеять это бесперспективное чувство — глупо и бессмысленно.
— Фу! — Отражение даже скривилось от отвращения. — Ты заговорила, как твоя сестрица. Что значит бесперспективное?
— Это значит… что оно обречено на крах.
— И кто же приговорил его к краху? Уж не ты ли сама, уважаемая Юлия Викторовна? Тоже мне, прокурор!
— Тоже мне, адвокат!
— А любовь не нуждается в защите. Либо она есть, либо ее нет. Одно из двух. Ну же, подумай! Первое или второе?
Юля подумала. Хорошенько подумала.
— Первое, — сказала она. — Я его люблю.
Но умный человек не удовлетворился таким ответом. Он не знал милосердия и решил добить побежденного:
— Кого — его? А? Не слышу. Изволь выражаться конкретнее. Имя! Живо!
Юлька молчала.
— Трусиха! — отражение бросало обвинения ей в лицо. — Мелкий, слабый человечишка! Что о тебе подумает твой ребенок! Еще расскажи ему небылицу, будто его аист принес! Или что его папа погиб в арктических льдах!
— Может, и погиб. Откуда мне знать!
Юлька произнесла это и вдруг ужасно испугалась: нет, нет, только не это! Пусть у него жена, дети, пусть он никогда не вспомнит о своей Джулии, только чтоб был жив и здоров!
— Имя! — требовало отражение. Если бы оно могло выйти из зеркала, то, наверное, приставило бы Юльке нож к горлу, чтобы вырвать у нее признание. — Как же его зовут, твоего любимого?
— Квентин, — еле слышно прошептала, сдаваясь, молодая беременная женщина. — Его зовут Квентин Джефферсон.
Затем ее голос зазвучал громче и уверенней:
— Я хочу родить ребенка от Квентина Джефферсона! Пусть это будет мальчик, и пусть он будет похож на отца! Я люблю Квентина Джефферсона… хотя мы с ним расстались навсегда. Да, да! Я все равно люблю его! Несмотря ни на что!
В дверь деликатно постучали.
— Войдите! Не заперто! — моментально перестроилась Юля.
Это была Лида с кастрюлькой борща. Соседка изумленно оглядела комнату, в которой, кроме хозяйки, никого не оказалось. С подозрением покосилась на шкаф: уж не прячется ли кто-то там?
— А мне показалось… у тебя гости. Вот… думала, вы голодные, хотела предложить горяченького.
— Да нет, это я на диктофон очерк наговариваю. В форме диалога.
— А-а, — протянула соседка уважительно и одновременно разочарованно. — Извини, если помешала.
Бедная Лидия. Она все еще продолжает надеяться, что Юля выскочит замуж и освободит для их семейства комнату. А это невозможно. Теперь — уж точно невозможно. Наоборот, население коммуналки вскоре пополнится еще одним маленьким квартирантом. Жаль, конечно, огорчать Кузнецовых. но что поделать!
…Надо проконсультироваться с юристом. Говорят, если мать не замужем, можно ребенку в свидетельстве о рождении дать любую фамилию. А может быть, пусть он станет Джефферсоном?
Джефферсон… Эта фамилия неплохо будет смотреться в любых документах.
Глава 3
ОМОВЕНИЕ
— Джефферсон! Эта фамилия неплохо смотрится в любых документах. Не правда ли, сэр?
Саммюэль Флинт ликовал. Свершилось! Хозяин наконец снизошел до того, чтобы подписать контракт, давным-давно предлагавшийся концерном «Дженерал моторс». Теперь прибыль их корпорации подпрыгнет в десятки раз!
Флинт боготворил своего шефа и болел за его дело, которое, впрочем, и ему самому обеспечивало более чем безбедное существование.
Сейчас он посыпал четкую, размашистую подпись Квентина мелким золотистым песочком, чтобы высушить чернила. Так поступали в прошлом веке, когда дело Джефферсонов было только основано. Хозяин чтил традиции и не любил отступать от них, если только это было возможно.
Занимаясь производством наисовременнейшего технологического оборудования, в том числе для национальной программы космических исследований, все договоры он тем не менее подписывал перьевой ручкой, макая золотое перышко в хрустальную чернильницу.
«Что ж, — думал Флинт. — Великим людям позволительны маленькие странности, они даже придают им своеобразное очарование. Когда-нибудь я опишу их в моих мемуарах, посвященных этому гиганту. «Рыцарь Квентин — король технологии»! Неплохое название для книги, издатели оторвут с руками».
Саммюэль, идеальный бизнесмен, делец до мозга костей, безупречно управляющий жизнью огромной корпорации, оставался в глубине души романтиком. Несмотря на то что он был на целое десятилетие старше Джефферсона, в нем замечалось нечто мальчишеское.
Он верил в судьбу и в ее знамения. Ему казалось не случайным, что так тесно сошлись два человека с литературными именами: тезка рыцаря, придуманного Вальтером Скоттом, и однофамилец знаменитого пирата Флинта, описанного Стивенсоном.
— Вдвоем мы — сила, не правда ли, сэр? — подмигнул он хозяину. Иногда управляющий по-пиратски позволял себе подобную фамильярность. — Я привык побеждать на море, под черным флагом, вы — на суше, верхом на коне.
Джефферсон посмотрел куда-то сквозь него долгим, не совсем сфокусированным взглядом и ответил витиевато и непонятно:
— Нет, Сэм. Я не на коне. Скорее, я сам конь. По крайней мере, наполовину.
У Флинта вдоль спины пробежал холодок. Что-то в последнее время странности хозяина становились чрезмерными. Это было бы не страшно и даже естественно для художника или поэта, но промышленника могло привести к гибели.