В такие минуты Юльке ужасно хотелось поделиться с сестрой своей тайной. Огромной маленькой тайной, с каждой неделей — счет ведь теперь велся на недели — становящейся все больше и ощутимее. В состоянии общего лирического размягчения казалось, что Оля должна понять ее.
Но в последний момент Юля каждый раз пугалась и — продолжала молчать.
Надо было регулярно ходить на консультации к доктору, однако Юлька все оттягивала. Не могла отделаться от воспоминаний о той страшной очереди в районном роддоме и емкости, наполненной густым красным месивом.
Кроме того, вовсе не хотелось вновь встретиться с этой омерзительной врачихой в обручальном кольце, столкнуться с ее презрительным, неприязненным взглядом.
Юля находила себе оправдания, чтобы вновь и вновь отложить визит к врачу: некогда, некогда, некогда! Надо увеличивать, ежедневно и ежечасно, спрятанную под диванным матрасом стопочку накоплений. Товары для новорожденных так дороги, а ей ведь никто не дарит золотых колье с бриллиантами…
— Оська, прекрати брыкаться! Имей совесть! Предутренний сон и так неспокоен, а тут еще сестра толкает прямо в живот. Разметалась, видите ли! Гимнастка! Юлька протянула руку, чтобы отпихнуть двойняшку, но… нащупала только прохладную простыню. Она села на диване, озираясь. Оля мирно посапывала, как ей и положено, на раскладушке.
А брыкаться продолжали.
Только не снаружи, а изнутри.
— Синичкина Ю. В.? Взрослая женщина, а такая безответственная! Да чего с вас взять, рожают, понимаешь, от чужих мужей… Почему столько времени не являлись на осмотры? Вот, получите направление на УЗИ. — Врачиха, сверкнув обручальным кольцом, швырнула ей бумажку.
Медсестра, мышка-Маша, жалобно посмотрела на Юльку, словно хотела извиниться за гинеколога.
Когда работаешь со словом, трудно удержаться от речевых ассоциаций.
УЗИ — УЗЫ. Кровные узы. Узы дружбы или долга. То, что накрепко привязывает людей друг к другу…
Но отсюда же — и обуза, и обуздать…
Сейчас это загадочное УЗИ — ультразвуковое исследование — высветит кого-то, eщe не родившегося, но уже живого активного, кто будет навсегда связан с Юлией узами родства. Но не обузой, ни в коем случае! Слышишь, маленький?
«А я в свою очередь приложу все усилия, чтобы не быть обузой для тебя. Честное слово, я не стану занудной мамашей, которая ограничивает сына в каждом движении! — пообещала она. — А что, если ты не сын, а дочь? Чего гадать: говорят, УЗИ определяет пол ребенка. Вот сейчас и узнаем…»
— Ну что, Синичкина, любопытно? — за аппаратом УЗИ сидел лысый веселый мужчина.
— А вы как думаете?
— А чего мне думать, я и так вижу всю твою подноготную.
— Так вы под ногтями исследуете или где?
— Под ногтями микробы, а дети, как говорят поэты, под сердцем. Сочинят же! Матка — и под сердцем! С анатомией у них, видать, слабовато. А может, сердечки у них начали в пятки уходить.
— У поэтов — не знаю, а у меня уже уходит. Не тяните! Что там? Кто там? Мальчик? Девочка?
— Ишь, шустрая! Они не так повернулись, чтоб разглядеть.
— Кто — они?
— Двойняшки твои, кто!
— Что… в самом деле?!
— Я тут, по-твоему, шутки шучу? Тебе гинеколог не сказала разве?
— Она меня сразу к вам направила.
— Ну вы, бабы, даете! — Лысый захохотал. — Тогда поверь моему опыту: одно из двух. Либо двое Синичкиных-мальчиков, либо двое Синичкиных-девочек.
«Нет, не так, — подумала Юлька. — Два Джефферсона».
— Что замолчала? Сомневаешься? Погляди сама!
Экран медицинского аппарата выглядел точь-в-точь как привычный Юльке телевизионный. И на нем, по идее, сейчас тоже демонстрировалось ее произведение. Может быть, главное произведение ее жизни. Ее будущий шедевр.
Но автору этой сенсационной передачи было видно только одно: какие-то смутные силуэты дышат и пульсируют. Впрочем, пульсируют ровно и слаженно. Кажется, они не собираются драться, как, по маминым рассказам, дрались еще до рождения Олька и Юлька.
Беременная женщина не могла оторвать глаз от мерцающего экрана. Заглянуть в собственное будущее — разве это не волшебно? И пускай все объясняется достижениями компьютерной техники и хитроумным сочетанием микросхем, а все равно — чудо. Они еще только в проекте, два маленьких человека, но их уже можно увидеть. Настоящих. Живых.
Юля напрягла свое журналистское воображение, и ей представилась пара розовых голубоглазых малышей. Они танцевали дуэтом, крепко взявшись за руки. Оба были в памперсах и… в респектабельных дорогих галстуках, какие любил носить Венечка Джефферсон, их отец…
Юля понятия не имела, что сейчас мистера Джефферсона никто не называет мистером и он одет отнюдь не в дорогой костюм-тройку от лучшего кутюрье…
Глава 5
РОДЕО
Майка совсем полиняла и выцвела, но это его ничуть не расстраивало. Волосы отросли и развевались по ветру, и только по залысинам на высоком лбу можно было узнать прежнего Квентина.
Одна из бесконечных проселочных дорог привела его в небольшой городишко под названием Уайтстоун. Здесь царила всеобщая радостная суета: ожидалось открытие ярмарки, со всеми сопутствующими удовольствиями.
По улочкам сновали мужчины, все, как один, наряженные в ковбойские костюмы, словно для маскарада: в шляпах с загнутыми полями, в сапогах с загнутыми носами.
Родео! Родео! Это слово выкрикивалось тут и там. Предстоящие соревнования обещали стать гвоздем праздника.
Публика тянулась к окраине Уайтстоуна, где, на границе с маисовыми полями, настоящие мужчины должны были выяснить, кто же из них самый-самый настоящий.
Была уже даже воздвигнута дощатая триумфальная арка, через которую победитель, снискавший лавры, войдет в город. Да нет, не войдет: его внесут на руках, а женщины станут осыпать его цветами и спелыми маисовыми зернами.
Потом мэрия устроит в его честь торжественный прием с выпивкой за счет городской казны. А имя героя занесут в специальную книгу в золоченом переплете, где перечислены почетные граждане сего славного города.
Более того: целый год, вплоть до следующего родео, семья триумфатора будет получать пособие. Не очень больше, но для небогатых семей значимое. Таков уайтстоунский обычай.
Все это Квентин успел узнать, потягивая холодное пиво в компании по-ковбойски наряженных местных жителей. Он уважал людей, у которых есть традиции. Традиция — корень, и всякое развитие питается ее соками.
Естественно, Квентин решил присутствовать на состязаниях, тем более что зрелище обещало быть захватывающим.
Но сильнее всего его любопытство было возбуждено тем, что главным претендентом на победу, общепризнанным фаворитом, был ковбой по фамилии… Джеферсон!
— Джефферсоны — они такие! — подмигивали друг другу уаитстоунцы с видом знатоков. — И дед их частенько брал призы в свое время, и папаша! Этого, правда, бычок однажды зашиб насмерть. Жаль беднягу. Зато старший сын победил не в простом родео, в международном! Только — в автомобильном, но это все равно! Теперь пришел черед младшенького.
— А тебя-то как звать, дружище? — интересовались новые знакомые.
— Джефферсон, — честно отвечал Квентин.
— Будет врать-то! — неодобрительно морщились настоящие мужчины и отходили от самозванца, желающего незаслуженно примазаться к славе знаменитого ковбойского клана.
Квентин остался в одиночестве: местное братство отторгло его.
Не слишком огорчившись, он купил себе дешевую ковбойскую шляпу, из тех что продавались на каждом шагу, и зашагал в сторону ярмарки.
…Но дороге к месту соревнований Квентин задержался: услышал вдруг, как за придорожными деревьями кто-то громко рыдает. Да не один, а сразу несколько голосов.