— Чего там искал? — спросил Петя.
— Дверь.
— Изворачивается! — объяснила бдительная миссис Маруся. — Мы тут не дверями торгуем, а едой.
— Какую дверь? — не отставал участковый.
— В дом. Где живут.
— Так он еще и по квартирной части! — догадалась Маруся. — Помнишь, Петь, в том месяце двадцать пятую обчистили?
— Тех поймали, — честно признался Петя. — Напраслину-то, Мань, на человека не вешай.
На всякий случай страж порядка все-таки решил проверить у подозрительного человека с акцентом документы: а может, это злоумышленник из иностранной мафии?
Для чего бравый гусар и пригласил незнакомца вслед за собою в подсобку. Знал, что там непременно глотнет либо коньячку, либо еще чего-нибудь горячительного. Администрация и продавцы не обходят столь важную особу вниманием.
И тут, рядом с подсобкой, Квентин увидел то, что искал: дверь в жилые помещения. Вернее, бывшую дверь. Администрация магазина добилась своего: теперь на стене оставался только оранжевый прямоугольник свежей кирпичной кладки.
Едва участковый с Квентином скрылись за дверями подсобки, в магазин зашла Юлька за пакетом молока.
Глянула на кирпичный проем, подумала с сожалением: «Вот ведь досада, заделали. Жалко им, что ли, было, что люди не по холоду ходят? Теперь приходится в обход добираться. Можно подумать, что проход им как-то вредил».
Пока она пробивала чек, кассирша зашептала ей многозначительно:
— Вы тут поаккуратнее, вам бегать-то не с руки, поскользнуться можете! За покупками лучше мужа присылайте.
— А зачем мне бегать? — Об отсутствии мужа Юля умолчала, понимая, что это не вызовет большого сочувствия.
— Да туг район неспокойный такой! Сейчас одного прямо вот здесь, в магазине повязали. Я сразу поняла: бандит! Оказалось — точно: и магазины грабил, и квартиры.
Юля улыбнулась:
— Спасибо за информацию, но у меня украсть нечего.
— Ой, зря вы так. Видели бы его только! Такой и зарежет не задумается. Не посмотрит, что ребенка ждете.
— Да что вы! Такой страшный?
— Маньяк!
— А как он выглядит, чтобы иметь в виду, если что?
— Косит под Аркадия Райкина.
— И похож?
— Вылитый.
Документы были проверены. Все как будто в порядке. Участковый успокоился.
И тут иностранец задал вопрос, который выдавал его злые, нечестивые намерения:
— Господин полисмен, вы всех знаете в этом доме?
— Предположим. А кто вас интересует?
— Мисс Юлия Синичкина.
Гусар Петя сразу стал суров: интересы этой женщины он готов был отстаивать не щадя живота своего. Ведь она — знаменитая журналистка и написала о нем в газете. Такими словами написала, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Уж так правдиво, так правдиво! И все про его героизм.
Теперь этот номер, с крупной фотографией, висит у Петра в квартире, в рамочке, на самом почетном месте!
— Зачем вы ее ищете, Синичкину?
Квентин замялся, и его замешательство не укрылось от глаз постового.
— Я хотел бы… сделать ей подарок, — промямлил иностранец.
— Подарок — это хорошо. Подарок — это просто замечательно. А если поконкретнее?
Квентин понял, что и тут никакой информации ему не получить. Отвязались бы поскорее — и то хорошо.
— Часы. Золотые, — нетерпеливо сказал он. — Может быть, вам еще их показать?
Он постарался вложить в эту реплику всю язвительность, на которую только был способен. Однако чувство юмора у русских было, видимо, каким-то своеобразным, потому что полисмен воспринял его заявление совершенно серьезно:
— Да, уж, неплохо бы предъявить.
— «Предъявить» — это, кажется, слово из уголовною лексикона?
— Как умеем, так и говорим, — обиделся участковый. — Предъявляйте. Сами же предложили, чего ж теперь па понятную.
И Квентин предъявил их: часики всегда были при нем, неотлучно.
Петр поднес их к глазам, разглядел пробу золота, поднес к уху: какой механизм там тикает?
Как будто все в норме.
Но… береженого Бог бережет. Тем более Юлия Викторовна в таком состоянии, ей волноваться вредно.
— Не припомню что-то такой фамилии… Как вы сказали?
Синицына?
— Синичкина.
— Нет, не знаю.
Посмотрел вслед уходящему Джефферсону участковый Петр и пробормотал себе в усы:
— Очень захочешь — сам найдешь. Если ты мужик, конечно.
И он, бесспорно, был прав.
Когда Квентин вышел из магазина, за угол во двор как раз сворачивала высокая полноватая неуклюжая женщина, по-утиному переваливаясь.
Глава 12
НЕИСПОВЕДИМЫ ПУТИ ГОСПОДНИ…
Оля вломилась домой, как вихрь.
— Смертельный номер! — объявила она. — Але-оп!
И сорвала с головы шапку.
Юля на секунду обомлела, а потом начала хохотать:
— Ай да Кошкин! Ай да сукин сын!
Ну и постарался имиджмейкер! Юлька представила себе такое на своей собственной голове:
— Оська! Какое счастье, что ты — не я! После этого только на гильотину!
— Что бы ты понимала, глупая, — ничуть не обиделась стриженая Оля. — Да я теперь себе такого жениха отхвачу. Американского миллионера!
— Думаешь, в Америке все миллионеры с прибабахом?
— Стыдись, Юльчик! Ты становишься консерватором. Да я ему, моему богатенькому, сниться буду!
— Это уж непременно. Раз увидит — каждую ночь во сне кричать начнет.
Видимо, Кошкин теперь увлекся минималистскими формами, пресытившись монументальными Вавилонскими и Пизанскими башнями.
На первый взгляд обработанная им голова казалась совершенно лысой. Но только на первый, невооруженный. Сей шедевр парикмахерского искусства требовал внимательного, детального рассмотрения.
— Нужно два зеркала, спереди и сзади, — потребовала Оля. — А то я сама еще толком не разглядела эту красоту.
Возможно, предварительно Матвей Кошкин тренировался на собственных детях. Белокурая Ольгина головка была выстрижена в шахматном порядке, как иногда стригут негритят. Квадратик гладкой кожи — квадратик, покрытый короткой щетинкой. Но внутри каждой щетинистой клеточки выбрита еще и маленькая картинка: где звездочка, где крестик, где треугольничек.
— Кайф, балдеж, отпад! — восторгалась владелица прически.
— Чем бы дитя ни тешилось…
— Эх, маменька с папенькой не видят! В Саратов, что ли, опять смотаться?
— Перебьешься. Ты, может, и хочешь стать круглой сиротой, а моим детям еще понадобятся бабушка с дедушкой.
— А ты бы помолчала, со своими отросшими патлами.
— Желание не забыла загадать?
— Какие могут быть желания? Все уже сбылось! Моя башка — сама по себе предел мечтаний.
— А как же перемена участи?
Оля шутливо легонько боднула сестру обновленной макушкой:
— Ты что, не замечаешь но мне никаких перемен? Да разве может теперь жизнь катиться по-старому?
— Ни в коем случае!
А Квентин Джефферсон обзванивал все квартиры этого большого дома. Дверь за дверью, этаж за этажом. Методично и настойчиво.
Только начал он с противоположного крыла.
Где-то ему отпирали и терпеливо объясняли, что он ошибся. Где-то — призывали прекратить хулиганство.
За одной запертой дверью началась истерика:
— Я знаю, кто вы! Вы из военкомата! Подстерегаете моего мальчика, чтобы забрать в армию! Нет его! Не живет он здесь, и вам, изверги, никогда его не разыскать!
В другом месте — детский голосок:
— Пaпa ушел. Сказал — прибьет, если кого-нибудь пущу.
Этажом выше — старушка:
— Я бы открыла, сынок, да пальцы не слушаются. Артрит.
А в квартире напротив он спугнул подростков:
— Атас, ребята! Черепа вернулись, прячьте бутылки…
Бесконечные лестничные пролеты… Недавно сросшаяся нога начала ныть на месте перелома.