«Ты ищешь ему оправданий, Рейчел? — спросила она себя. — Что с того, что он не выглядит прожженным уголовником, недавно вышедшим из тюрьмы? Внешность, как известно, обманчива. Умение обманывать простофиль вроде тебя — это часть его профессии».
Не совершает ли она ошибку, оставаясь в коттедже? Ягненок в логове матерых волков, которые сожрут ее без раздумий, поскольку она встала у них на пути. Дядя Харрис всегда был очаровательным пройдохой. Джек-Эммет, хотя и спас ее от блужданий под штормовым ливнем… но что будет дальше?
Окна затрещали от удара ветра, вспышка молнии, сопровождаемая неминуемым раскатом грома, осветила комнату. Рейчел немного сползла, положив голову на подушки, и плотнее закуталась в одеяло. Где же Эммет? Неужели он наблюдает за ними со стороны и смеется над их нелепыми выходками? Она бы этому не удивилась — интерес к абсурду Эммет унаследовал от дедушки.
Но если он жив, если он на острове, она его разыщет — не важно, с помощью этих двух мерзавцев или нет. Также она обязательно выяснит, кто этот человек, с которым ей приходится делить коттедж, а иногда даже кровать. Что она станет делать потом — она решит позже.
«Какое же это облегчение, — думала она, кутаясь в теплое одеяло, — не хотеть его. Какое блаженство — не испытывать больше этой болезненной до безумия, жгучей похоти». Никогда больше она не подчинится ему, не затрепещет от желания при взгляде его непроницаемых карих глаз. Слава богу, что все закончилось. Она сонно провела рукой по растерзанным губам. Даже воспоминания о том, как он целовал ее, его требовательный натиск испарились из памяти. Она больше не ощущала давления его тела, прижимающего ее к стене.
Ее чувствами владел шторм, бушевавший за стеной, пополам с сонливостью от эмоционального истощения. Напоследок внутри затеплился, забился огонек, когда, вопреки строгим приказам разума, она снова представила его сумасшедшее объятие. И потом она уснула.
Когда Рейчел проснулась, было тихо. Она даже не сразу поняла, что изменилось, — лежала, обернувшись одеялом, и вспоминала.
Перемены были приятные: шторм закончился, лишь мирно шелестели пальмы, кричали птицы, вдалеке плескался прибой. Час был ранний — солнце, бившее в окно, едва поднялось над горизонтом. Ей захотелось снова безмятежно забыться, но тут вторая волна памяти окатила ее. И она окончательно проснулась.
Горячий душ, чашка хорошего кофе и тысячи проблем, которые принесет день. Она решила, что, пока не почувствует себя человеком, не станет заниматься проблемами, но Джеку Аддамсу несдобровать, попадись он ей прежде, чем она будет готова его видеть.
Напрасно она волновалась. Впервые за все время дверь его спальни была плотно закрыта. Он не сидел, развалясь, на крыльце, попивая ужасную бурду, которую называл кофе. Ночью включили электричество. Двигаясь как в тумане, Рейчел поставила на плиту кофейник и пошла в ванную.
Это был самый долгий душ в ее жизни. Он был ей необходим, чтобы смыть весь мусор вчерашнего дня.
Когда она вышла на крыльцо с чашкой кофе в руке, его по-прежнему нигде не было. Шторм принес прохладу, но она нарочно надела самые короткие шорты, выставляющие напоказ ее длинные ноги и плотно облегающие ее сзади, и короткую майку. Загорать нужно с утра. И еще — пусть пострадает.
Тряхнув мокрыми волосами, она уселась на нижнюю ступеньку крыльца, с удовольствием сделала большой глоток ароматного кофе и посмотрела вокруг.
Утро было поистине прекрасным. Яркое солнце поднималось в синее небо. Его сияющие лучи превратили мокрый песок в поле алмазов. Вокруг коттеджа влажно поблескивали заросли, усыпанные мокрыми кристаллами, сверкающими на каждом листе. Из ночной бури родился свежий новый мир, и даже птицы, кружившие в небе, казались счастливее, моложе и красивее.
Вытянув свои длинные ноги, Рейчел оперлась локтями на ступеньку выше и взяла чашку в обе руки. У нее были маленькие руки, как у всех Чандлеров. Как она сразу не догадалась, когда увидела его большие красивые руки? Среди Чандлеров таких не водилось.
«Об этом лучше не думать, — строго сказала она себе, невзирая на теплое чувство, возникшее под ложечкой при мысли о его руках. — Не думай о его теле, думай о его лжи».
Но сказать проще, чем сделать, особенно когда в пояснице отдаются его шаги. Когда позади открылась дверь, она не обернулась, а продолжала смотреть вдаль, желая продемонстрировать ему свое равнодушие.
Однако она не ожидала, что он ответит ей тем же. Не глядя на нее, он сбежал по ступенькам и пошел к океану — в своих выгоревших обрезанных джинсах, которые, похоже, надел нарочно для нее. Она думала об этом с раздражением, не в силах оторвать взгляда от его широкой спины и мускулистых ног, поросших золотистыми волосами. Он вошел в воду, нырнул под волну и сосредоточенно поплыл к горизонту. Видя, как работают мощные мышцы на его плечах, пока он бороздит волны, она содрогнулась, будто от холода. Так, по крайней мере, ей хотелось. Глотнув быстро остывающий кофе, она снова стала наблюдать за ним с откровенным голодом в глазах, который надлежало тотчас скрыть за безразличием, едва он выйдет на берег.
Если он вообще когда-нибудь собирался выйти. Он плыл все дальше и дальше от берега, и Рейчел забеспокоилась. Когда он исчез за гребнем волны, она, с пересохшим вдруг ртом, вцепилась руками в чашку. О чем он там думает, заплывая так далеко, когда океан еще не успокоился после шторма? Если он надеется, что она его спасет, то напрасно: плавает она плохо и вовсе не тем олимпийским стилем, каким он отмахал уже больше мили. Может быть, это месть с его стороны? Неужто он собрался выйти на берег где-нибудь в другом месте и навсегда скрыться в прибрежных джунглях? Или ему хочется глупо утонуть на ее глазах? Проклятье, почему он не поворачивает обратно?
Он был уже в двадцати футах от берега, когда она снова увидела его. Облегчение ее было велико — слишком велико, чтобы притворяться равнодушной. Она приняла это стойко. Может быть, не так уж она была равнодушна. Как бы там ни было, ей не хотелось, чтобы кто-то утонул у нее на глазах. Обыкновенное человеческое участие. Жаль, что она не успела налить себе еще кофе, пока он плавал. Ей было бы чем заняться, пока он шел по пляжу прямо к ней. Но она слишком боялась, что он исчезнет, и не могла сбегать за кофе. Теперь приходилось смотреть на него, щурясь от солнца, и это ее злило.
Он двигался великолепно. Все мышцы были в отличной форме. Пусть в его теле не было лоска калифорнийских хлыщей, который она привыкла видеть на пляжах Калифорнии, но зато была упругая, мощная грация, уместная в его сорок лет. А сорок ли ему лет? — запоздало подумала она.
Взглянув ему в лицо, она на мгновение растерялась. Он выглядел ужасно — красные глаза, щетина на подбородке, лоб, изрезанный морщинами головной боли. Взгляд у него был тусклый, выражение лица — холодное и безразличное. Он остановился на расстоянии примерно в фут и молча глядел на нее. Его мокрое тело блестело и переливалось на солнце. У нее возникло нелепое желание обнять его и сказать ему, что все будет хорошо. Какая глупость. Ему было плевать на все ее желания.
— Кофе — на кухне, — наконец проговорила она.
— Я видел. Но я испугался, что ты насыпала туда крысиного яду, — устало и покорно откликнулся он.
Она покачала головой:
— Это было бы слишком быстро. А я хочу, чтобы ты помучился.
— Я так и подумал. — Он окинул взглядом ее полуобнаженное тело. — Еще кофе?
Слова отказа готовы были слететь с ее губ, но она промолчала. Если она собирается прожить тут еще несколько дней, то надо как-то договариваться. А она не уедет, пока не узнает все и пока не найдет Эммета. Лучшее решение — держаться холодно, но вежливо. Она протянула ему чашку:
— Да, пожалуйста.
Она надеялась одурачить его, но ее постигло разочарование. В его глазах зажегся веселый насмешливый огонек.