До сих пор мы говорили о студентах и учениках. Но в работе с серьезными монографиями всем этим пользуюсь и я сам. И мои друзья (психологи и непсихологи), ознакомившись с моими разработками, тоже стали в труднопонимаемых местах распутывать все с помощью такихже приемов. Ученыминерождаются. Имистановятся. Возникла мысль позаниматься со взрослыми людьми, имеющими высшее образование. И мы «прокрутили» несколько раз цикл занятий по логико–графическому структурированию в клубе психологической культуры «Маленький принц» (с которым читатели могли ранее бьпь знакомы по моим книгам «Лабиринты общения» и «Как разбираться в людях»).
После такого вот «лирического» вступления сделаем теперь еще более «лирическое»… отступление.
«ЛИРИЧЕСКОЕ»… ОТСТУПЛЕНИЕ
«Маленький принц» был в течение двадцати лет моей психологической лабораторией. Путь в официальную науку был для меня не заказан. Однако в научных психологических учреждениях исследователям при «хрушеве–брежневе» приходилось заниматься темами, спускаемыми сверху начальством. Как средневековая философия была, по выражению классиков марксизма–ленинизма, служанкой христианского богословия, так и советская психология была служанкой марксистско–ленинского «богословия». Марксизм–ленинизм, как отмечается религиоведами, имеет все признаки атеистической религии. Целиком завися от тяжелой поступи псевдокоммунистической идеологии, советская психология была деталью идеологической машины. Научное продвижение там зависело от членства в КПСС. Да и почти любую статью тогда приходилось начинать и заканчивать словами почтения к ведущей роли партии и лично того или иного генерального ее секретаря.
Все это было совершенно неприемлемо для меня, сына известного публициста–диссидента Петра Абовина–Егидеса. Конечно, и в этой удушающей атмосфере, как и в культуре в целом, были настоящие ученые, которые покупали право заниматься наукой сидением на партсобраниях. Но мне личным примером служил голландский философ еврей Барух Спиноза, которого считали за честь сделать придворным ученым короли Европы, а он предпочел быть шлифовальщиком линз для очков и не зависеть ни от одного монарха. Так что я пошел тогда аналогичным альтернативным путем. Я работал врачом–психотерапевтом в одном из центральных диспансеров Москвы и не зависел в своих публикациях от властей предержащих в науке. В практической же работе дело обстояло так. Всем начальникам хотелось, чтобы их хвалили. Клуб «Маленький принц» и был тем, за что хвалили. Делал я его на общественных началах. И делал в нем много такого, за что поощряли мое начальство. Ну а я получал бесплатно помещение и возможность собирать людей для моей работы во их благо. Потому что все, что я тогда и сейчас делал и делаю, все это работало на профилактику неврозов. Молодой народ отвлекался от хулиганства и вовлекался в творческий процесс. В том числе у меня были образовательные и психологические замыслы по отношению к более взрослым людям. И вот в «Маленьком принце» мы предложили людям взрослым, с высшим образованием, несколько циклов по логико–графическому структурированию. Получилось и тут. Это пошло на пользу и их собственному учению, и их преподавательской работе, и их творчеству.
Скажем прямо, человек, уже привыкший работать по–своему, часто с большим скрипом принимает новое без выслушивания аргументов, без продумывания. Особенно прочувствовали мы это в общении с учителями. Не все похожи на Ольгу Сахарову. Работая с гимназистами, мы столкнулись с тем, что учителя–предметники с нами стали разговаривать как–то суховато. Выяснилось: ученики стали подходить к ним с логико–графическими схемами, «морочить голову» чем–то для них непонятным. А прийти и планомерно заняться и освоить метод не хватает времени, сил и желания. Учителя стали жаловаться директору. Маргарита Константиновна, увы, сказала, что конфликтовать с ними она не хочет, мол, дело добровольное. Так что все потихоньку сошло на нет. Через год нам все же «продлили экспериментальную площадку». Но Сахарова ушла на другую работу, и экспериментальная площадка «продолжилась» в других направлениях. Сопротивление я встретил и при разговоре с академиком–психологом: «Почему понятие «треугольник» вы берете в круглую рамку?..» Так что да здравствуют семиклассники и первокурсники! Они вслед за Аристотелем, создателем логики, и советским логиком Асмусом, автором фундаментальной книги «Логика», понимают, что любое понятие, в том числе и понятие «треугольник», лучше обвести окружностью — так будет яснее.
•Слово обоим авторам.
ДАЯКОГО И ЗАЧЕМ НАПИСАНА ЭТА КНИГА
Мы учимся, нас учат. При всей простоте противопоставления друг другу этих двух вещей («мы учимся» и «нас учат») кое–что здесь следовало бы уточнить. Потому что если в школе или в вузе нам дают научную информацию и мы ее усваиваем, то особых проблем в разведении этих понятий нет. Но вот как расценивать работу одного ученого над монографией, написанной другим ученым? Атак и расценивать: первый учится, второй учит. Это так, при всем условном их равенстве. Потому что если я получаю информацию, то это значит, что я учусь. А тот, кто дает мне добытую им или передает взятую у кого–то информацию (преподает, то есть «переподает»), это значит, что он меня учит. А мое собственное творческое мышление? Его можно в этом плане поставить особняком: не учу и не учусь, а творю. А можно, и это, наверное, по большому счету будет правильно, — я учу себя и учусь у себя. Учеными становятся, ими не роящаются. Но становятся те, кто в принципе обучаем.
Учиться легче, если хорошо преподают. Будем уж и «передавание» собственноручно добытых нами истин (или заблуждений) называть преподаванием. Психологи и педагоги усердно занимаются усовершенствованием преподавания. Но не менее важно научить и самого школьника и студента такой самостоятельной работе с любым научным–учебным материалом (устно или «печатно» он излагается — неважно), которая дала бы ему такой жерезультат, что и при хорошем преподавании. Ведь яркий преподаватель и глубокий ученый в одном лице — явление редкое. И зачастую ценный научный материал плохо усваивается из–за плохого изложения. Учащиеся окажутся в лучшем положении, если не будут зависеть от того, умеет ли хороший ученый хорошо преподавать или нет.