Рита в ужасе наблюдала за происходящим. От шока она почти перестала дышать и лишь нервно сглатывала. Тело заметно трясло. С каждым движением дочери она все сильнее и сильнее вжималась в спинку кровати и не верила своим глазам. Ее прекрасная девочка – маленькая, хрупкая девочка…
– Он обещал, что ты будешь нормальной… – как полоумная шептала она. – Его мир… только не здесь… Дьявол настиг нас, он пришел за тобой…
Кое-как Ника выбралась из-под грузного тела, и Рита увидела страшные глаза дочери: правый – синий, яркий, будто раскрашенный фломастером; левый – темнее черного, искрящийся и яростный. И звуки, которые она издавала, были нечеловеческие: резкие, рычащие, хищные.
Никогда Рите не было так страшно. Ника сидела в луже крови, и на дрожащей ладони слабо приплясывал осколок. Она смотрела на мать глазами странного дикого существа… и беззвучно плакала.
Рита сглотнула застрявший в горле комок. Ее дочери всего восемь. И она только что убила мужчину.
В начале тысячелетия, когда война за власть закончилась, границы земель были определены и отделены от остального мира ведьмовскими стенами, мне исполнилось двадцать лет, и я удостоился чести служить при дворе огненного владыки Стамерфильда. Тогда я был простым конюхом и проживал первую жизнь – одну из десятков жизней, уготованных мне погибшей женой Стамерфильда, противоречивой в своем величии ведьмой Джефой Харутой. Дар это или проклятие – кажется, я до сих пор этого не знаю.
Глава 1. Байки
Пансион «Форест Холл», сто километров к северо-востоку от Лондона
Август 2016 года
– Да есть у нее родители, но для всех было бы проще считать ее сиротой.
Повисла минутная пауза. Ника плотнее прижалась ухом к двери. Ей совсем не нравилось торчать по ту сторону событий, ведь Джейсон со своим видением ситуации мог наговорить лишнего.
– Не понимаю, к чему эта таинственность, – послышался голос директора Шнайдера.
– Мать ее занята только собой, а отец в постоянных разъездах. Девочка отбилась от рук. Я опекаю ее уже два года и лишь хочу, чтобы здесь она вернулась к нормальной жизни, – беззаботно ответил Джейсон.
– Отбилась от рук? – фыркнула Ника, смерив дверь уничтожающим взглядом.
– И если ее не будут донимать вопросами о родителях, то она быстро придет в норму. Ника очень способная, – последнюю фразу Джейсон произнес нарочито громко. – Знает испанский и латынь, десять лет балетной школы. Думаю, вашему пансиону не повредит такой актив.
– Мистер Айсейкс, в «Форест Холле» много талантливых детей. И все они выходцы из хороших семей, – в голосе Шнайдера слышалось нетерпение. Он прокашлялся и добавил: – Плюс ко всему и выглядят они… хм… соответствующе.
– Я поговорю с ней.
– Но срок подачи документов давно прошел…
Ника отстранилась от двери и с ногами забралась в кресло. Доступ к деньгам отца она получила только на днях, после своего восемнадцатилетия, поэтому они так затянули с поступлением. Но разве это имело значение? Сейчас Джейсон скажет про внушительный чек «на благотворительность» – и Шнайдер, бедняга, скрепя сердце подпишет документы на прием. Ясно же, что она совсем не похожа на элиту пансиона: ни манер, ни осанки, ни выправки. Но коммерция – штука интересная, открывает даже самые неприступные двери.
Ника обреченно вздохнула. Она сидела в приемной директора закрытой школы и ждала, когда абсолютно чужие ей люди решат ее судьбу на ближайший год. Просторное помещение со светлыми стенами, мебель из красного дерева, большие стеллажи с аккуратно расставленными папками и книгами, на стенах – изображения семи чудес света в сепии. Все сдержанно, дорого и со вкусом – разительный контраст с ее сумбурной, неряшливой жизнью.
Ника натянула капюшон на голову и, поджав колени к груди, закрыла глаза.
Список. Этот чертов список. Единственное, что тебя должно волновать, слабачка.
– В прошлом году мы начали проект по созданию Аллеи Памяти…
Дверь кабинета открылась, и в приемную вышли Джейсон Айсейкс и директор Шнайдер. Ника нехотя опустила ноги на пол. Джейсон едва заметно кивнул на капюшон – и она сняла его, приторно улыбнувшись.
– Мы хотим посадить японскую липу, установить памятные таблички лучшим ученикам и преподавателям пансиона, а также вынести на всеобщее обозрение самые знаковые события, – без особого энтузиазма закончил директор.