Андрей обернулся назад, посмотрел на девушку, небрежно произнес, словно пытаясь замять неловкость, возникшую между ними после появления Кости.
- Я тебе позвоню, Ксюха.
- Ты не знаешь мой номер, - она через силу попыталась выдавить из себя улыбку.
- Раз я сказал, что позвоню, значит, так и будет, - твердо произнес парень, а у девушки перед глазами затанцевали цветные пятна, а сердце ухнуло в груди. Отгоняя воспоминания о летнем утре, когда его отец произнес те же слова, Ксения пожала плечами, дав понять, что верит Андрею.
Когда парень, попрощавшись, вышел из машины и направился к себе домой, Костя резко обернулся назад, взял девушку за руку.
- Ксюша! Как ты меня напугала! Где ты была? Тебя не было дома, у Вадика ты точно быть не могла, потому что Анька туда приехала за два дня до вашего возвращения. У меня ключи от квартиры были, я ее встречал в аэропорту, успел твои вещи собрать, отвез к себе. Как раз сказать пытался Вадиму, и вдруг… Я не знал, где тебя искать… Тут похороны надо организовывать, а у меня мысли о тебе, лишь бы с тобой ничего не случилось…
- Я в больнице была, Костя, - безжизненно произнесла Ксения.
- Что?
- В больнице. Неважно это. Я не знаю, куда мне идти, что делать, - девушка закусила губу, чтобы не разрыдаться в полную силу.
Костя нежно коснулся ее лица, отбросил прядку, упавшую на глаза, провел пальцем по щеке, стирая слезинку. Ксения на долю секунды застыла, а потом дернулась, будто от удара тонким прутом – ей показалось что-то неправильное в этом жесте, нечто, способное разрушить дружбу и теплые отношения, которые всегда были между ней и Меркуловым.
Мужчина поморщился, затем повернулся к рулю, твердо произнес:
- Одну я тебя не оставлю. Едем ко мне, твои вещи всё равно там.
В ответ девушка безразлично пожала плечами. Она была готова оказаться, где угодно, лишь бы не в одиночестве, что неимоверно пугало, вызволяло на свободу тоску и боль, обжигающие всё внутри, словно горячие угли, которые вытащили из камина.
Оставаться в живых – непростая работа.
Оставаясь в живых, что-то даришь взамен…
Ксения наблюдала, как за окном машины проносятся дома, деревья, плафоны уличных фонарей, сияющие огни вывесок магазинов. Костя вел машину уверенно, не превышая скорость, не игнорируя знаки, ограничивающие движение. Но Ксении хотелось почувствовать движение, познать вновь чувство полета. Она давно привыкла к тому, что машина должна нестись вперед подобно своему водителю, не подчиняясь общим правилам, выбиваясь из потока транспорта, ползущего стальной змеей по улицам города.
Меркулов остановил автомобиль около подъезда старого дома, который помнил прежние времена, когда на лице Москвы еще не появились новомодные многоэтажки, знаменуя приход эры космических побед и технических достижений.
В дворе-колодце время по-прежнему текло лениво и неповоротливо, оставляя прежними темный провал арки, ведущей на улицу, низенькие лавочки, буквально вросшие в землю около дверей подъездов. Веянием современности здесь была лишь детская площадка с деревянным грибом – крышей песочницы, с которой уже успела сползти краска.
- В этом дворе мы росли вместе с Вадимом, - тихо произнес Костя, захлопывая за Ксенией дверь автомобиля. Резкий звук эхом разнесся по двору, нарушая сонное умиротворение ночи. – Квартира, где я сейчас живу, принадлежала моим бабушке и дедушке, они воспитывали меня и сестру, когда родителей не стало. Вадик жил в соседнем подъезде, вон квартира Метлицких. - Костя кивнул в сторону темнеющего окна на втором этаже. – Прости, Ксюш, накатило, сам не знаю, почему.
- Тебе тоже плохо без него?
Меркулов лишь кивнул в ответ. Было видно, что мужчина не привык демонстрировать свои истинные чувства, поэтому чувствует себя не совсем комфортно.
- Пойдем, ты дрожишь, замерзла. – Костя приобнял Ксению, и она направились в подъезд.
Ксения с трудом преодолела узкие ступени, чувствуя, как с каждым шагом ноги становятся непослушными. Ее лихорадило, голова кружилась, и единственное, чего хотелось девушке – забыться, провалиться в яму, где нет ничего и никого.