Луна, вышедшая из-за рваного кружева облаков, посеребрила пространство, разбросала голубые пятна на снегу, который вмиг засиял тысячью кристалликов. Ксения посмотрела на Андрея.
В первую встречу она запомнила лишь то, что он похож на Вадима. Сейчас же, в призрачном свете ночного светила, парень казался героем, сошедшим со страниц романтического произведения: темные волосы, падающие волнами за ворот кожаной крутки с меховой оторочкой, голубые глаза, прямой нос, чувственные губы; высокий, подтянутый, одет по последней моде.
Ксения вновь, раз за разом, жадно вглядывалась в его облик, вылавливала знакомые черты, принадлежащие другому мужчине, благодаря которому он и появился на свет. Не было в Андрее той мужской уверенности, которая скользила в каждом движении отца, взгляд не приковывал к себе, не брал в плен. Не заметила Ксения и нервных жестов, косой ухмылки. Даже челка, не падала на лоб, а была аккуратно разделена на два пробора. Вадим же постоянно тряс головой, убирая непослушные завитки, так и норовившие скрыть за собой синие глаза.
Совершенно запутавшись и растерявшись, девушка застыла посреди белой ночи, не обращая внимания на волшебную картину, которой решила побаловать природа припозднившихся путников посреди Москвы. Ей не было дела до игры теней на снегу.
Ксения поняла, что еще не избавилась от наваждения, которое ей подарил Метлицкий. Даже уйдя насовсем, за грань тьмы и света, он не желал оставлять ее в покое. Она все еще ждала, не могла забыть, вспоминала и медленно умирала без его ласк, без объятий и вихря желания, который захлестывал ее от одного прикосновения к нежной шее чувственных губ. Вот и сейчас, сердце дрожало, рвалось наружу, подпрыгивало, будто теннисный мяч на корте, от разочарования, что с ней рядом стоит не Вадим, а его сын.
В полумраке Андрей казался мраморной скульптурой классицизма, вышедшей из-под резца античного мастера. Он был красив, изящен, молод. Вот кому надо было становится актером. Девчонки бы рыдали по ночам в подушку, заваливали его письмами, клялись в вечной любви.
Вадим же никогда не слыл именно красивым, но в нем была какая-то сила, не оставляющая женщинам даже шансов на сопротивление его дьявольскому шарму и обаянию. Волевое, рельефное лицо, чувственные, красиво очерченные губы, удивительные глаза цвета индиго. Он был разноплановым актером, он был разным, сотканным из противоречий, но при этом оставался собой. Да, он изменял женам, а вот себе – никогда!
- Ксюш, я тебя провожу. - Андрей разорвал цепкие объятия тишины, подошел к Ксении, взял ее под руку.
- Хорошо, - пожав плечами, согласилась та.
Она сделала шажок, все еще проклиная свои сапоги, которые скользили, заставляли ноги разъезжаться в разные стороны. Ксения крепко ухватилась за руку Андрея, и тут же судорожно втянула ртом морозный воздух, когда он высвободился из ее хватки, простым и уверенным жестом приобнял ее за плечи. По телу пробежала дрожь. Казалось, это прикосновение дарит тепло, проникающее под толстую шкуру дубленки из рыжей ламы.
Ксения поняла, что ей приятно ощущать на своем плече ладонь парня, ей нравится идти с ним рядом сквозь белое безмолвие парка, смотреть на удивительную луну, похожую на большой круг, вырезанный из прозрачной бумаги.
Но вскоре волшебство развеялось, как мираж в пустыне. Они вышли на ярко освещенную улицу, где по тротуару ходили люди, по широкой автостраде сновали машины, сигналили зазевавшимся пешеходам. Деревья, бережно укутанные снегом, остались за спиной, а впереди – привычный и суматошный город, где иллюминация отбивает всё желание поднять вверх глаза и рассмотреть ночное небо, в центре которого живет полная луна.
- Ты на автобус? – спросил Андрей Ксению, замершую в нерешительности.
- Да, - она кивнула, не понимая, от чего вдруг почувствовала тягу к этому парню. Рядом с ним она ощущала некую завершенность, одиночество разжимало клешни, на какое-то мгновение становилось легко на душе.