Посмотрев в сторону водительского кресла, женщина заметила, что за рулем несущейся вперед на бешеной скорости, словно гоночный болид, машины, сидит Вадим. Тот самый, любимый, настоящий, такой, как в последний день…
Еще живой. Теплый. Надежный. Только её…
Он косо усмехнулся, тряхнул головой, возвращая непокорную челку на место, хрипло произнес:
- Моя ведьмочка зеленоглазая, холодно без тебя., тоскливо. Веришь? Душа к тебе рвется. Плохо мне. – Метлицкий замолчал, пристально оглядывая замершую пассажирку. - Оставайся со мной. Увезу тебя далеко, где есть море. Наше море, помнишь? Ялта, теплые камешки, звезды с неба падали, ты уезжать не хотела. – Вновь пауза. - Не бросай меня больше, Ксюха.
- Вадим, прости, - хрипло прошептала она, едва сдерживая рыдания.
Хотела притронуться к его руке, но поняла, что как будто невидимая преграда разделяет их, не дает даже сделать крошечное движение.
Ксения провела по воздуху рукой. Невидимое стекло разделяло ее от водителя машины. Вадим здесь, рядом, но нельзя к нему притронуться, прижаться к сильной груди, ощутить запах кожи. Слезы катились по щекам, ком рыданий подкатывал к горлу, но она так и не смогла заплакать в полную силу.
- Не за что прощать тебя, девочка моя. Всё делаешь, как просил, - Вадим широко улыбнулся, однако в больших синих глазах, напоминающих горные озера, застыли слезы.- Была бы ты тогда такой послушной. – Метлицкий хмыкнул, закурил сигарету. Выпустив струйку дыма, окинул пассажирку пристальным взглядом, от которого никогда не было спасения, а сердце заходилось в безумной пляске. Добавил тихо, но Ксении показалось, что прорычал: - Держись!
Машина полетела вперед пущенной стрелой. Посреди дороги выросла бетонная стена. Ее приближение Ксения видела в покадровом изображении, словно при монтаже репортажей. Привычные картинки на экране мелькали, сменяли одна другую, но сейчас она была бессильна попросить монтажера, чтобы тот прекратил безумное мельтешение.
И вот, бетонная громада возвышалась впереди, загораживала обзор, убегала, как тот бобовый стебель из сказки, высоко в грозовые облака, терялась где-то там, куда простым смертным путь заказан. Вперед на полной скорости несся автомобиль, за рулем которого сидел любимый, самый дорогой и желанный мужчина. Столкновение неизбежно. Метлицкий выжал педаль газа до предела, сцепил губы в тонкую линию. На его щеках заиграли желваки, он сосредоточенно смотрел лишь вперед.
«Его нет! Его ведь больше нет! Вадим ведь умер! И я сейчас уйду вслед за ним!».
Осознание гибели всколыхнуло все чувства, страх заскулил побитой собакой, в сто раз интенсивнее, чем тогда, в узком московском переулке. Ксения не могла заставить ватный и тяжелый язык повернуться, чтобы произнести хоть слово. Она наблюдала за происходящим, понимая, что раз Вадим что-то задумал, то остановить его уже не возможно. Ей даже показалось, будто на его лице застыла зловещая сатанинская ухмылка, изящно искривившая чувствительные губы, которые не один раз заставляли ее выкрикивать в экстазе его имя…
Когда смерть была близко, до серой стены оставались сантиметры и удар казался неминуемым, она нашла в себе силы и истошно закричала: «Вадим!».
Открыв глаза, Ксения поняла, что по-прежнему находится в родительном зале, вокруг нее столпились люди в белых халатах, и помещение наполняется тихим визгом, перерастающим в истошный младенческий плач.
- Ну вот, Вадим Андреевич, на свет народился, - сказала роженице престарелая акушерка.
- Что? – переспросила по-прежнему ослабленная и ничего не понимающая Ксения, тяжело дыша и едва размыкая пересохшие губы.
- Сама же звала сыночка-то! Вот тебе, пожалуйста, сердце материнское. Знала, что сынок будет и даже имя заготовила. Муж-то, хоть так собирался называть?
- Да, - еле слышно проронила Ксения, очередной раз, поражаясь злым насмешкам судьбы, которая выбрала ее в «любимицы» и отрабатывала все немыслимые каверзы, на которые способна.