Кстати, кроме победы над Минотавром, Тесей известен как утолитель отца, то есть Эгея. Отправляясь в гости к Минотавру, сынок условился с царственным папашей, что в случае победы заменит черный траурный парус на белый. Минотавр не оказал особого сопротивления, а Тесей, страдая ранней формой склероза, позабыл сменить черный парус на белый. Престарелый царь дежурил у окна верхнего этажа и смотрел на залив. Мелькнул черный парус, и Эгей с горя бросился в море. Одно утешает — с той поры море стало называться Эгейским.
Ход закончился тупиком, и пришлось из-за узости пространства возвращаться задним ходом, толкая спальник пятками.
Тесею, невольному отцеубийце, было хорошо. Ариадна подучила его, как выйти из лабиринта. Клубок прочных ниток — и никаких проблем с тупиками и ответвлениями.
Аида оказалась менее заботливой, оставив бывшему ненаглядному всего лишь сдохший диктофон да жратвы на две недели.
Кстати, единственным из героев, кто не пострадал от ревнивых жен, был как раз предусмотрительный лабиринтопроходчик. Как только в очередной жене просыпалась ревность, чуткий Тесей оставлял взбалмошную супругу на попутном острове. Ариадна в этом списке была первой, и ей ничего не осталось, как податься в жрицы.
Нет, надо было мифологический словарь переименовать в словарь женских козней на почве ревности.
И тут Малыш вспомнил жесткий взгляд своей матушки. Особенно ее карие глаза бесновались, когда муж, наслушавшись арий из «Аиды», направлялся исполнять супружеский долг.
Но вот ревновать повода у матушки не было никогда. Отец строго придерживался моногамии и, наверное, поэтому до сих пор жив и здоров.
Малыш преодолел еще метр.
Нет, слишком дорого обошлась ему забава с негритянкой.
Недаром отцовская бабушка, пережившая трех мужей, советовала не трахаться без любви ни в коем случае.
Малыш погрузился в очищающий поток воспоминаний.
Ах, как прабабушка, родившая четырех сыновей и двух дочерей, ценила малейшую деталь своей долголетней жизни.
На затененной веранде — кресло-качалка, вывезенное первым мужем из Африки.
На стене — гравюра, изображающая зайца, — трофей второго мужа из оккупированной Германии.
Третий муж никуда не выезжал за пределы родного штата, и от него осталась лишь циновка из рисовой соломы.
А варенье, какое варенье делала прабабушка из обыкновенной вишни!
А целебные настойки на травах!
А шаманские заговоры!
Недаром в несгибаемой старушке имелась четверть индейской крови, смешанной с шотландской гордостью, ирландской неукротимостью и французской безалаберностью.
Под воображаемый скрип рассохшейся качалки Малыш забылся тяжелым, полуголодным, обрывистым сном…
А во сне пришла Аида и начала уверять брошенного мужа, что она не такая сдвинутая, как мифические злодейки, что она непременно вернется, чтобы вызволить наказанного грешника.
Глава 26
Крутой поворот
Проспав беспробудно почти сутки, Аида очнулась в рассветном наплыве.
Голова в области висков ныла, а затылок раскалывался от внутренней боли.
Не помог ни ледяной душ.
Ни таблетки.
Ни изрядная доля легкого алкоголя. Аида пыталась возродить в себе недавнее ощущение, которое она испытывала, вернувшись в город, — безапелляционность справедливого судьи, удовлетворение строгого прокурора и невозмутимость палача со стажем.
Но все это перекрывало чувство утраты — сознание никак не хотело мириться с отсутствием мужа.
Аида попыталась отвлечься и начала пролистывать мифологический словарь, который теперь принадлежал ей.
Но безрукие венеры и безносые атлеты прямо-таки вопили о страданиях и муках обреченного Малыша.
Аида захлопнула фолиант, полный трагических ошибок, неисправимых оплошностей и неправильных решений.
— Кто теперь я? — спросила она, болезненно морщась у зеркала. — Еще не вдова, уже не жена.
Трельяж не ответил и только отразил удаляющуюся спину.
— Ни вдова, ни жена.
Снова приняла душ.
— Но ведь за измену надо наказывать?
Выпила еще две таблетки.
— Предательство нельзя прощать.
Осушила бокал вина.
— Сам виноват, сам!
Голову постепенно отпускало.
Аида достала из кармана рюкзака, набитого одеждой оставленного в пещере Малыша, его часы.