— Ты жива, моя Катенька? А как же?.. — голос Фаруха был едва слышен. Он стер сморщенными пальцами со щек жены слезы и растерянно обернулся на трон, где Солнце подалась вперед, словно хищница, готовая кинуться на добычу.
— Старик, не смей! — окрик принцессы драконов резанул слух.
— Я не могу лгать, — ответил жрец. — Только не ей. Прости меня, Катенька, мне сказали, что ты погибла. И я очень хотел, чтобы Петр стал моим сыном. Я думал, что больше у меня никого не осталось, поэтому внушил мальчику, что я его отец.
Он смотрел на жену с такой нежностью, что Роуз невольно сравнила эту пожилую пару с той молодой, у трона: теперь было легко определить, где цвели истинные чувства, а где сквозила неправда, шитая белыми нитками.
Да, неожиданный визит принес свои плоды. Солнце проигрывала и понимала это. Все шло не так, как ей хотелось.
— Старик, замолчи! — принцесса поднялась с трона и требовательно топнула ногой. — Больше ни слова. Иначе…
— Что иначе? — поднял бровь Эдуард. — Продолжайте. Нам всем интересно.
— Вам не уйти отсюда живыми, — произнесла Солнце. В зале послышался звон вынимаемого из ножен оружия.
Эдуард обернулся. На его лице царила легкая усмешка.
— Хотите погибнуть? Посмотрите в окна.
Цветные мозаичные стекла не мешали разглядеть десяток стоящих под окнами белых драконов, только и ждущих команды, чтобы кинуться в атаку. Многие из присутствующих уже слышали о белом смертельном вихре, сметающем все на своем пути, поэтому оружие придворных быстро заняло привычные места.
— Верните мне сына, — твердо произнес Эдуард.
— Простите, я сильно виноват перед вами и Роуз, — голос Фарух дрожал, когда он, мягко отодвигая жену, поднялся с кресла. — Я поддался уговорам и опоил Петра зельем, стирающем последние воспоминания. Но я могу исправить зло. Я сейчас пойду и приготовлю мальчику живительный настой.
— Я с тобой, — подставила ему плечо Катарина. Фарух молча принял ее поддержку. Если в зал занесли немощного старика, то сейчас к выходу направлялся, пусть и шаркающей походкой, но решительно настроенный мужчина.
Эдуард коротко кивнул головой, и часть воинов отделилась от отряда, чтобы сопровождать стариков.
— Не сметь! — крик отчаяния Солнца не остановил Фаруха.
— Что происходит? Объясни же мне наконец! — подал голос Петр, и, видя, что принцесса трясется от бессильной злобы, положил ей руку на плечо.
— Ничего, милый! — опомнилась Солнце. Она повернулась к Петру и крепко обняла его. — Ты же не разлюбишь свое Солнышко? Помнишь, я говорила тебе, что мы никогда не расстанемся? Помнишь? Мы умрем только вместе, в один день и один час. Твое Солнышко никогда не отпустит тебя.
Роуз поднесла руку ко рту, сдерживая рвущиеся всхлипы. Ей хотелось бежать к Петру, оттолкнуть самозванку, опоившую его настоем забвения, а теперь виснущую на нем и вымаливающую его любовь. Но когда она заметила в руках Солнца нож, приставленный к животу Петра, Роуз не выдержала.
— Санти, стой! — крикнула она, выбегая вперед, и все увидели в вытянутой руке женщины в черном плаще Драконье око. — Власть в обмен на жизнь графа Пигеона.
Солнце хищно обернулась, но нож не опустила. Истерический смех напал на нее, когда она узнала Роуз.
Петр тряхнул Солнце за плечи.
— Кто эта женщина? — произнес он. В его взгляде царило смятение, он ничего не понимал.
— Никто, — ответила Солнце и надавила на нож.
Роуз отчаянно закричала, видя, как лезвие входит в тело Петра, а любимый удивленно смотрит на Солнце.
Роуз казалось, что все происходит в кошмарном сне.
Она будто со стороны наблюдала, как к трону, оголив кинжал, кинулся отец.
Как пришли в движение воины, из-за черных плащей похожие на воронью стаю.
Как испуганные придворные разбежались в разные стороны.
Как в окнах осыпались цветные стекла под натиском белых драконов, разрывающих когтями каменные стены и выпускающих из своих пастей струи огня.
Как Соргос побежал к трону, на ходу снимая Кольцо жизни.
И вдруг все остановилось.
Роуз видела, как замерли у дверей оглянувшиеся на шум Фарух и Катарина.
Принцесса в подробностях могла рассмотреть застывшего на ступенях отца, его взметнувшиеся длинные волосы, безумную гримасу Солнца и капельки испарины, выступившие на ее лбу, искаженное неверием и первыми признаками смертельной боли лицо Петушка.
Роуз и сама не могла пошевелиться, только Око продолжало маятником болтаться на цепи в ее высоко поднятой руке.