- Я и без тебя это знаю, паршивец! Мы все об этом знаем! - бакалейщик попытался свободной рукой вырвать у мальчишки буханку хлеба, - Но это не повод уйти, не заплатив! Да уж лучше я ее в грязь кину, чем такому лодырю, как ты, дам! Знаю я вас, работничков! Сами делают вид что работают, а потом продукты пропадают! А ну выметайся отсюда! Не видишь очередь? Не задерживай! Сегодня у тебя сестренка голодает, завтра мама, послезавтра — папа. У тебя есть хотя бы один сытый родственник?
Толпа громко и злорадно засмеялась. Остроумие мистера Гирсли явно пришлось по нраву зрителям.
- Мой отец погиб, а мама — умерла… - закричал мальчишка под злобные смешки толпы.
- Мне без разницы! — орал бакалейщик.
- Если бы мне кто-то да работу, то я бы работал! Но работу мне никто не дает! — вырывался воришка, - А дома меня ждет голодная сестренка.
- Сиротинушка! Небось, спился твой папашка, а мамка - померла от срамной болезни! — хрипло орал какой-то мужчина в рыбацкой куртке, - Знавал я твою мамку! Еще та!
- Это ложь! — вспыхнул мальчишка, - Мы жили на втором ярусе! Мой отец был капитаном королевской гвардии! А мама…
Мальчишке так и не дали закончить. Толпа разразилась противным смехом.
- Ишь, какие сказки сочиняет! - проскрипела дряхлая старуха, - На втором… кхе.. кхе.. ярусе! Еще скажи, что ты — принц! Кхе… кхе…
- Мало того, что вор, так еще и лгун! - гаркнул бородатый мужчина.
- Я могу доказать! — глаза мальчишки сверкали, - Мой отец…
- Да что ты его слушаешь! — закричал бородач, обращаясь к бакалейщку, - Всыпать бы ему по первое число! Сразу отучиться воровать!
Неподалеку от этой безобразной сцены остановилась девушка в сером платье линялом платье в клетку. Было видно, что платье ей досталось по наследству от кого-то из взрослых и видело лучшие времена давным-давно. Темные волосы девушки были собраны в немного неряшливую косу, которая лежала у нее на плече. На ногах у нее были старые, стоптанные туфли, а в руках была пустая корзинка. Вообще-то девушка шла за яблоками, которые продавались неподалеку. Цена вполне соответствовала качеству. Гнилушка — один гвен за пять штук, яблочки получше — два гвена. Но отчаянные крики мальчика привлекли ее внимание, и она решила посмотреть, чем закончиться эта безобразная сцена. Девушка пристально наблюдала за толстым бакалейщиком и грязным попрошайкой, и с омерзением смотрела на толпу, которая смеялась над неудачливым воришкой. Наконец, отважившись, девушка шагнула вперед и попыталась протиснуться к бакалейщику.
- Ты куда без очереди прешь? — раздался грубый голос из толпы. Его поддержали одобрительные возгласы.
- Пришла покупать - занимай очередь! Ишь, какая цаца выискалась! — скрипела какая-то старушка, замахиваясь клюкой на девушку.
Девушка, казалось бы, не замечала ни злобных окриков, ни язвительных замечаний, ни оскорблений в свой адрес. После первой волны негодования толпа постепенно умолкла. В уличной пьесе, о которой они потом будут рассказывать знакомым, появилось новое действующее лицо.
- Извините, - негромко сказала она, обращаясь к бакалейщику, - Вам не кажется, что мальчику стоит помочь. Он ведь и вправду голоден. А еще, будьте так любезны, и устройте мальчишку на работу. Вы же сами позавчера повесили вывеску, что в лавку требуется помощник.
Бакалейщик покраснел, усы его задергались, а глаза скользнули в сторону потрепанного объявления. Мистер Гирсли бросил взгляд на воришку, который жалобно смотрел на дородное лицо бакалейщика, а потом перевел взгляд на девушку. У девушки были какие-то необычные глаза. Он видел, как ее зрачок расширяется, поглощая коричневую радужку. Бакалейщик не смог отвести взгляд, хотя ему этого очень хотелось. Глаза у девушки стали черными, словно самая непроглядная ночь и…. внезапно бакалейщик присел на край огромной дубовой бочки с потертой надписью «капуста».
Через несколько мгновений мистер Гирсли резко встал. В его глазах больше не было ненависти к попрошайке и воришке. Бакалейщик растерянно посмотрел по сторонам, словно только что здесь очутился и не совсем понимает, что здесь вообще твориться. Потом его взгляд остановился на мальчишке.
- Послушай… Ты извини старика… Я знаю, что такое голод… Возьми буханку себе…. — сказал бакалейщик спокойным голосом, в котором было столько отческой любви, сколько он, пожалуй, никогда не испытывал даже к своим детям.
Попрошайка смотрел на внезапную перемену в мистере Гирсли, испуганно прижимая буханку хлеба к груди. Отдавать ее он не собирался ни при каких обстоятельствах. На кону была его жизнь и жизнь сестренки.