«Как быстро», — подумала я и улыбнулась.
Мне было лень поворачиваться, и я только тихо произнесла:
— Присядь рядышком.
Кровать заскрипела и глубоко провалилась под тяжестью тела, опустившегося на пружины.
— Демина, я так и знал, что ты меня ждешь. — Противный, слащаво-приторный голос воспитателя шибанул меня током. Я хотела вскочить, но он сгреб меня в охапку и стал мять липкими лапами. Все тот же псиный запах пота забивал мне дыхание. Слюнявый язык уже заползал в рот сквозь плотно сомкнутые губы. Рвотные позывы выворачивали мне глотку, а руки немощными плетьми свисали с кровати, прижатые тяжелым телом борова.
Все, что я могла делать, это стонать и бессильно уворачиваться из-под его агрессивно возбужденного тела.
— Ира! — Резкий окрик заставил борова молниеносно соскочить с меня. Мгновение он растерянно озирался по сторонам и переминался с ноги на ногу, а затем пошел в наступление:
— Кто тебе позволил войти без стука, сявка! Почему ты в женском подъезде без разрешения?! Кто ты такой, чтоб так нагло ухмыляться?! Щенок подворотный! Ублюдок! Вон отсюда! Вон, кому сказано!!
На мое удивление, Антон не сжался, не сдвинулся с места и даже не опустил ухмыляющихся глаз. Он стоял расслабленно и спокойно. Мне показалось, весь этот пыл жирного мерзавца его даже несколько забавляет.
— Может, я вам помешал? — послышался его тихий, но полный скрытой угрозы голос. — Мне показалось, что вы один не справитесь. А еще я подумал, что даже спать вам придется отныне, как акуле. Полмозга отдыхает, пол — на стреме.
— Ты еще вякаешь, мерзавец? — все еще воинственно, но значительно поумерив свой пыл, прорычал красномордый.
Щеки его полыхали и раздувались, подобно кузнечным мехам, рубашка трещала на животе, грозясь лопнуть и вывалить на пол слоистый поток жировых отложений.
— Я не мерзавец, рекомендую запомнить мое имя — Антон.
— Ух ты, сволочь! — прохрипел от негодования жирпотребсоюз, но тут же получил мощный удар в солнечное сплетение. Пуговица на рубашке треснула и покатилась. Я вскочила на ноги, взяла Антона за плечи и горячо задышала в ухо:
— Идем отсюда, Антошка. Идем. Не ввязывайся, слышишь.
Красномордый поднял побледневшее лицо и, глотая воздух, Хрипло пообещал:
— Ну все, щенок, я тебя убивать буду.
— Помогите! По-мо-ги-те! — заорала я, и в тот же момент дверь распахнулась.
В квартиру вошла обеспокоенная Марта Петровна и, гневно взглянув на Антона, сказала:
— Все, Хусаинов, вход в женский подъезд тебе заказан.
— Но, Марта Петровна, — пролепетала я.
— Никаких но! Ни-ка-ких но! Точка.
Она прошла в комнату и увидела растрепанного, вспотевшего, в расползающейся на пузе рубашке своего сменщика. Глаза ее сузились. Она оторопело посмотрела в нашу с Антоном сторону и тихо спросила:
— А… В чем, собственно… э… дело? — И неожиданно решительным громким эхом переспросила: — В чем, собственно, дело? Андрей Викторович, может, вы мне объясните? Что вы делаете в комнате Деминой?
— Вы, дорогая, лучше бы объяснили, почему вас не было на вахте? А потом задавали всякие глупые вопросы. Я воспитатель и не вижу препятствий к тому, чтобы проведывать своих подопечных.
— В нерабочее время? — ехидно уточнила Марта Петровна.
— В рабочее время я не отхожу от вверенного мне поста.
— Ах, вот оно что, — понимающе протянула Марта Петровна и, обратившись ко мне, сказала: — Демина, вам будут звонить через… — Она посмотрела на часы и, пошевелив губами, произнесла: — Три минуты. Идемте.
Антон улыбнулся мне и шепнул:
— В одиннадцать.
Я взглянула на настенные часы и так же тихо ответила:
— В шесть.
— О’кей! — Антошка из указательного и среднего пальца изобразил латинскую V, потом переменил положение пальцев, зажав четыре в кулак, а пятый — большой — подняв вверх, и убежал.
Мимо нас прошел неторопливой раскачивающейся походкой Андрей Викторович и посмотрел на меня злыми рысьими глазками.
— До встречи, — бросил он тоном, не предвещающим ничего хорошего. — Оробев от его взгляда, я невпопад ответила:
— Спокойной ночи.
Он еще раз зыркнул на меня и вышел во двор.
— Ира, — после непродолжительной паузы произнесла Марта Петровна. — Я вам рекомендую подселиться к кому-нибудь в комнату. Для вас же безопаснее.
— Я бы с удовольствием, но, Марта Петровна, вы же знаете, все комнаты забиты до предела. А та, в которой есть одно место, ну как бы помягче…
— Я понимаю, — тяжело вздохнула Марта Петровна. — Но что-то нужно делать.
Я приподняла брови и так же тяжело вздохнула:
— Я понимаю…
Таня пыталась поймать меня по телефону битых пару часов, чтобы сообщить о человеке, который приехал к ней в семь утра.
— Ира, понимаешь, он был так настойчив, — тараторила она в трубку, и я представила себе, как беспокойно порхают бабочки ее ресниц, как она замечательно вздергивает своим курносым носиком и откидывает со лба надоедливую челку. — Мне показалось, что ты действительно ему нужна. Прямо сейчас. Сию секунду. Ирочка, я, наверное, неправильно сделала, что дала ему твой адрес. Но я звоню, чтобы предупредить. Понимаешь?
— Понимаю, — ответила я.
— Нет, ты ничего не понимаешь. Он сел и уехал в той машине, которую мы… То есть, которая нас…
— Понимаю, — еще раз подтвердила я. — Не волнуйся, все в порядке.
— Так он уже видел тебя? Вы с ним встречались? — с облегчением спросила Таня.
— Нет, мы с ним не встречались. Я хочу сказать, что он здесь был, но меня не застал. Но я знаю, о ком идет речь.
— Ну, слава Богу, — совсем расслабилась она. — А Андрюха здесь паникует. Мы чуть не поссорились. Зачем, говорит, даешь адрес без спроса.
— Вообще-то он прав, — сказала я и тут же прикусила язык, потому что голос Тани снова напрягся, как высоковольтная линия, и она чуть ли не зарыдала:
— Ну вот! Всегда я так! А глаза у него такие красивые, такие честные. — Таня сделала паузу, и до меня донеслись ее всхлипывания и сердитый голос Андрея.
— Ира! — с новой вспышкой оптимизма крикнула Татьяна. — Я сейчас приеду. Через часок. Я увезу тебя оттуда, и он ни за что не догадается, где тебя можно найти.
— Танечка, успокойся. Ты все сделала правильно. Я не это имела в виду, когда сказала, что Андрей прав. Он прав только в том, что люди разные и мало ли кто и зачем кого-нибудь ищет. Да и себе спокойней, скажешь «не знаю, моя хата с краю» — и все проблемы. — Я немного помолчала, вслушиваясь в детское сопение расстроившейся Татьяны, и мягким голосом добавила: — А глаза у него и правда красивые.
— Серые, — мечтательно произнесла Татьяна, и я представила, как она внимательно рассматривала Лешу, прежде чем дать ему мой адрес.
— Голубые, — с запозданием отреагировала я.
— Ну уж нет, — оживилась Таня, — скорей, ближе к зелени.
— Хамелеон! — констатировала я, и Таня легко рассмеялась. — Ну ладно, Ирок, когда в гости?
— Не знаю, у меня тут кое-какие проблемы.
— С хамелеоном? — снова погрустнела Таня, и я поняла, что еще чуть-чуть, и мне снова придется распылять свой энергетический потенциал, и без того оскудевший за последние годы моей жизни, на приведение в порядок Татьяниного настроения.
— Ну что ты, Тань! — с деланной веселостью ответила я. — С клопами.
— Да… Клопы — это ужас, но с ними справиться можно. — Она помолчала и наконец произнесла: — Ну пока.
— Пока! — Я собралась вешать трубку и услышала обеспокоенное:
— Стой, стой, стой!
— Ну чего там еще?
— В следующее воскресенье у меня день рождения.
— Правда?
— Что за глупый вопрос? Конечно, правда. Мы тебя ждем… С хамелеоном. Приедешь? Обещай!
— За себя могу поручиться, а вот за него, — вздохнула я и, чтоб закончить уже наскучивший мне разговор, все-таки заверила: — Ну ладно, обещаю.
— То-то, — обрадовалась Таня и повесила трубку.
Я вышла из подъезда. Солнце уже перекатило далеко за полдень, и длинные тени причудливо исказили пропорции двора. Моего плеча кто-то коснулся, и я вздрогнула.