— Брелок, вероятно, — подумала я вслух, возвращая драгоценную безделушку.
Сема так же царственно принял ее из моих рук, достал из пачки сигарету и нажал на золотой крест. В «библии» щелкнуло, взвился тоненький огонек из появившегося в корешке отверстия. Приятный запах заструился вслед за голубоватым пламенем.
Я отдавала себе отчет, что водила играет. Но мне нравилось, как он это делает. Уже минут двадцать мы беседовали, переходя с одной темы на другую. Он перестал флиртовать и очень серьезно говорил о Бодлере, о Набокове, об античности, проявляя интеллект и разностороннюю наблюдательность.
— В свое время я учился на историческом факультете, увлекался литературой, немножко философией…
Он великолепно строил фразы и держался вполне воспитанно, совершенно забыв о только что создаваемом имидже Любвеобильного Ловеласа, Стесненного Рамками Тайной Службы.
Но когда вдруг он возвращался в реальность, то тут же с новой силой начинал флиртовать и лепить туфту про свою вышеупомянутую службу.
Внезапно я обратила внимание на то, что к стойке бара, к тому самому месту, где сидим мы, приближается очень эффектная пышногрудая девица. Она была блондинкой!
Блондинка, но какая-то в синеву — крашеная, и, мне показалось, не очень удачно. Видимо, я слишком задержала взгляд на этой девице, потому что мой собеседник обернулся и беспокойно скользнул взглядом по ней. Я успела заметить, что он не очень-то доволен предстоящей встречей.
Он бы даже зашипел и, может быть, завращал глазами, если бы не понимал, что это ничего не изменит, но будет выглядеть весьма комично.
Девица была довольно привлекательной: с большими ярко-красными губами, форма которых казалась не вульгарной, а скорее взывающей к страсти, глаза ее светились нежно-карим оттенком. Я подумала, что ее волосам больше пошел бы цвет спелого каштана, нежели эта голубоватая белизна.
— Салют, Славик! — Приветствие было направлено явно моему собеседнику. — Ну, как там жизнь? Бьет ключом? — Она мельком взглянула на меня, выразив всем своим видом удивление.
Сема, то есть теперь уже Славик, сморщился, словно ему сунули в рот добрый ломоть лимона без сахара, и, преобразившись как в лице, так и в манерах, раздраженно ответил:
— Ага, ключом… Гаечным. — Он выразительно взглянул на нее. — И в основном по голове.
Некоторое время он смотрел на блондинку, потом повернул растерянно лицо ко мне и тут же улыбнулся.
— Ну вот, такая была легенда… — Он с сожалением пожал плечами. — Только хорошенькой девушке пургу наметешь, как наши бдительные граждане весь кайф сломают.
Я почувствовала, что он сейчас поднимется, и едва уловила это движение, как вспомнила о своей вполне определенной задаче подержать его еще по меньшей мере минут десять.
— О! — как будто обрадовалась я. — Это даже забавно! У меня был давний школьный приятель, похожий на тебя, словно твое отражение, и его звали так же, как тебя, — Славик!
— Так это же я и был! — вновь приободрившимся голосом подхватил он игру. — У меня была одноклассница — твоя копия, и ее величали Светланой.
— Вот ты и прокололся! — засмеялась я, словно ребенок, одурачивший взрослого дядю. — Думаешь, я Света?
— Нет?
— Мне кажется, Сема… То есть, Славик, что каждый человек, вынужденный пребывать по воле слепого случая в этой скучной земной оболочке, имеет право на некоторый художественный вымысел. Кто-то этот вымысел фиксирует и обзывает какой-нибудь формой искусства, а кто-то просто живет этим вымыслом, но его почему-то бездарное окружение низводит к рангу вруна. Ведь это же несправедливо, не так ли? — Я взглянула в его настороженные, внимательные глаза. Он кивнул:
— Несомненно, очаровательная. — И сделал глоток остывшего кофе.
— Ведь скучно же всю жизнь быть Славиком. Как загрузили, так и тащи. Правда?
Он вдруг наполнился светом, все так же вдохновенно заглядывая в мое лицо. Он определенно мне нравился. Я говорила какие-то глупости и параллельно думала, что не иначе, как денежные затруднения вынудили его пересесть за баранку и стать безынициативным, послушным и безотказным водилой.
— Знаешь, — сказал он, допивая кофе и осторожно ставя чашечку на блюдце. — Я тоже об этом думал. Ведь если не преображать свою скучную жизнь и не преломлять ее в воображении, то какой же однообразной и безрадостной она становится.
Девица в недоумении переводила взгляд с меня на Славика, потом вновь на меня, но, видимо так и не вникнув в суть наших велеречений, удалилась в сторону туалета, напоследок многозначительно фыркнув.
Славик отпил из высокого фужера напиток, заказанный в самом начале беседы, посмотрел на меня и уже безо всякой игры заинтересованно спросил:
— А как же тебя зовут?
— Угадай.
— Разве у нас викторина? А что я получу в награду за правильный ответ?
— Пусть это останется сюрпризом, — слукавила я, опустив подбородок на подставленную ладошку.
— Оля?
— Э-э-э… — протянула я и резко добавила: — Нет. Даю еще две попытки.
Опьянение игрой сродни наркотическому опьянению. Когда уже кажется, все, довольно, какой-то чертенок сидит в тебе и требует продолжения. Славик азартно взглянул на меня, будто за победу в конкурсе ему обещана самая очаровательная Мисс Мира.
— Ирина? — неожиданно резко спросил он.
Я вздрогнула и чуть было не согласилась, но, промолчав, отважно подняла на него свои лживые глаза и, слегка помешкав, промолвила:
— Что ж, попытка не пытка… А еще разок а?
Он призадумался и медленно, с надеждой глядя на меня, предположил:
— Может быть… Ну, допустим, Татьяна… Нет? Угадал?
— Вообще-то, одно из трех названных имен — мое. Только вот… — Я оттягивала время и заодно просчитывала следующий ход затянувшейся игры. Неожиданно распахнулась входная дверь, и в ресторан вошла синевласка, как я окрестила про себя приятельницу Славика.
Она подплыла к нам неторопливо, будто лепесток на высокой волне вдохновения, и, положив руку на плечо Славика, участливо проворковала:
— А что это ты блондиночку свою покинул?
Я уже совершенно забыла об этой девице. После того, как она отошла от нас, я потеряла ее из виду и даже не заметила, когда она успела выйти из ресторана.
Почему-то я решила, что речь идет именно о ней, и вот сейчас начнутся упреки, слезы, заламывание рук, короче, сцена, которую принято называть семейной. А весь этот вкрадчивый интимный тон лишь приготовление к стихийному бедствию.
— Тебе-то что? — невежливо отозвался Славик.
«Надо же, как он груб со своей девушкой!» — подумала я. Под ложечкой у меня засосало, и я уже приготовилась покинуть эту сладкую парочку, но девица безразлично хмыкнула и, удаляясь от нас, проронила:
— Да мне-то, собственно, ничего… Я просто думала, что твой хозяин тебя сместил.
— С чего бы это? Глупости тоже еще!
— А кто же ее увел? — Она неопределенно махнула рукой в сторону двери. — То стояла, а тут нет.
— Ну и шуточки, — произнес Славик с кажущимся безразличием, но весь как-то напрягся, вытянулся, даже как будто вырос сантиметра на три.
— Как хочешь. — Девица подошла к стульчику рядом со все еще покачивающейся, будто медитирующей парочкой и облокотилась на стойку бара.
— Володенька, как всегда, — небрежно бросила она гибкому чернявому бармену. — Двойной кофе и коньяк.
Славик без промедления вскочил и кинулся к двери.
«Вот так девочка у него! Вот так Прекрасная Дама!» — ревниво подумала я. За мной так никто не бегал, это уж точно.
На коричневой поверхности стойки осталась почти полная пачка «Винстона», а в пепельнице столбиком дотлевала невыкуренная сигарета.
Я отпила кока-колы и, решив, что здесь мне больше нечем заняться, поднялась со стульчика. Бармен вежливо улыбнулся мне, как, должно быть, его учили улыбаться всем посетителям этого заведения, и легким кивком головы попрощался. Я ответила тем же.
Я сделала пару шагов к гардеробу, все еще размышляя о непостоянстве и неверности мужчин. Достаточно их вдохновить одним отсветом обнаженного бедра, как они переполняются нетерпеливой страстью, но стоит задеть их ранимое самолюбие ответной неверностью, и они уже готовы, подобно рассвирепевшему Зевсу, метать громы и молнии, призывая негодницу к ответу.