Ноги мои подогнулись, и я полетела в черную пустоту. Приступ тошноты снова прокатился из живота к горлу. Я внезапно открыла глаза и увидела перед собой бабу Зину, которая разговаривала сама с собой, покачивая головой и дымя длинной ментоловой сигаретой.
«Боже мой, ну и приснится же!» — устало подумала я и испытала острую потребность отправиться в ванную и смыть с себя всю эту чернуху.
— Что это? — спросила я у бабы Зины, когда, покинув ванну и набросив махровый халат, приблизилась к своему алькову.
На розовом покрывале лежала большая коробка в голубенький узорчик с огромным гипюровым бантом посередине крышки.
Баба Зина подняла затуманенный взгляд.
— А! Это? — Она таинственно посмотрела на меня, изображая лукавую загадочность. — А ты посмотри, посмотри…
Я взяла в руки коробку и стала внимательно разглядывать ее со всех сторон.
— Не-ет, ты внутри посмотри, — предложила баба Зина и вдруг не выдержала своей скрытности, словно маленький ребенок, который очень хочет сделать сюрприз, но в самый неподходящий момент раскалывается. — Это подарок к Восьмому марта! — выпалила она, потупив взгляд. — От Леши.
Она приблизилась ко мне вплотную и, заглядывая через плечо, сказала:
— Платье… Дорогое!
Я вынула из коробки упакованное в целлофан платье.
— Надеюсь, хорошее? Нравится? — спросила она, как будто подарок был от нее самой, и она очень по этому поводу переживала.
— Ну, примерь, примерь, — просила она, не решаясь притронуться к платью.
Сердце у меня бешено колотилось. Конечно же, я сразу узнала то черное коротенькое чудо, так безжалостно разодранное Лешей.
«Неужели это намек на разрыв наших отношений?» — мелькнуло у меня в голове. Я напряженно соображала, что же делать дальше, не решаясь развернуть платье.
— Ну, чего же ты? — нетерпеливо переминалась с ноги на ногу взволнованная баба Зина.
— Сейчас, — дрожащим голосом произнесла я и наконец решилась развернуть подарок.
У меня отлегло от сердца, это было вовсе не то, прежнее, разорванное платье, а новое. Только верхняя часть его казалась похожей. Спинка же была задумана несколько иначе. Тонкие бретели-спагетти схвачены золотой изящной пряжечкой, а к юбке прилагалась нижняя из ажурного тюля.
Из платья выскользнула большая яркая открытка с красивой серебряной надписью по диагонали — «Поздравляю!» Я торопливо подняла ее и развернула. Письма внутри не было, но зато сквозь мелованную глянцевую бумагу была продета маленькая булавочка с оригинальными серьгами из золота и лунного камня, гроздями свисающего с ажурного полумесяца.
— Вот так подарочек! — ахнула баба Зина, вытирая руки о подол своей юбки.
Она моментально протрезвела и, подняв платье с покрывала, приложила его к своим плечам.
— Наденешь? — умоляюще спросила она, отрывая платье от себя и протягивая мне.
Мне стало жалко ее, вернее, ту юную девушку, которая всю жизнь металась между двумя огнями, так и не дождавшись своего счастья.
— Надену, — согласилась я, стремительно сбрасывая халат.
Тонкое французское белье из батиста, вышитого «ришелье», вызвало у бабы Зины неописуемый восторг.
Мы стояли у распахнутой двери ванны перед большим зеркалом, и баба Зина короткими сухими пальцами поправляла на моей спине пересечение бретелей, а я, раскинув по плечам волосы, расчесала их массажной щеткой и небрежно связала на затылке в узел.
У меня уже была цепочка с кулоном из лунного камня. Когда я надела серьги и, вспомнив о цепочке, приложила ее к шее, мне показалось, что эти украшения из одного гарнитура.
«Наверняка Леша помнил об этом кулоне и подбирал серьги к нему», — с удовольствием подумала я. Я уже и не знала, сердиться ли мне на него за тот идиотский поступок или простить ему все. Во всяком случае, идти к нему первой я не собиралась.
Как раз в это время раздался телефонный звонок. Очарованная подарками, я была в прекрасном расположении духа. Бабочкой подлетела я к телефону и подняла трубку.
— Слушаю вас, — произнесла я веселым голосом и получила в ответ какое-то сопение, затем покашливание и, наконец, голос:
— Иришка, я не могу поверить, что снова слышу тебя… Я хочу попросить у тебя прощения, и… Если сможешь… Позволь мне все объяснить.
— Ты? — Я постаралась вложить в это слово крайнюю степень недовольства.
— Извини, — погрустнел он.
— Ты уже извинился, — более мягко произнесла я и разулыбалась. — Надеюсь, ты действительно сможешь мне все объяснить.
— За тобой заедет Ник, он по дороге все расскажет, я подъеду попозже…
— Но мне бы хотелось, чтоб ты сам…
— Ирочка, я очень хочу тебя видеть, но подожди до вечера, я постараюсь освободиться пораньше. У меня уйма дел…
— Я не поеду без тебя, — сказала я, обидевшись на него за то, что даже сегодня, в воскресенье, когда у Ника тридцатилетний юбилей, Леша не может отложить свои дела и приехать за мной.
— Извини, Ириша, ко мне пришли люди, и я вешаю трубку. До вечера, — произнес он изменившимся голосом. Мне показалось, что голос его стал более жестким и официальным.
Я понимала, что при людях он не может сюсюкать в телефонную трубку, и все же задохнулась от негодования, но мне удалось сдержать себя и таким же официальным тоном произнести:
— Не смею задерживать!
Я положила трубку на рычаг так, словно хотела впечатать аппарат в стол.
Ник не заставил себя долго ждать. Едва лишь баба Зина вспомнила, что ей пора идти домой, накинула легкое, видавшее виды пальтецо и вышла за порог, как под окнами раздались долгие сигналы клаксона. Я выглянула и увидела машину Алексея. Ник вышел из машины и помахал мне рукой:
— Иди сюда!
В ответ я покачала головой и точно таким же жестом пригласила его подняться.
Ник захлопнул дверцу машины и торопливо забежал в подъезд.
Я стояла у раскрытой двери и ждала, когда он поднимется.
— Привет! — произнес он, как всегда весело улыбаясь.
— Привет, — ответила я, собираясь вначале выяснить, не желает ли он тут же объясниться, а потом уж решить, стоит ли мне ехать с ним.
— О! Да ты молодчина! Ты потрясающе выглядишь! Лучшего украшения к моему…
— Столу? — вставила я ехидно, пытаясь скрыть смущение от комплимента.
— Ну что ты, — деланно возмутился Ник, — к празднику я и придумать не смог бы.
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказала я и возмущенно посмотрела в его бесстыжие ясные очи. — Может, все-таки объяснишь?
— Что? — округлил глаза Ник, будто ни о чем не догадываясь.
— Хрен в пальто! — нагло ответила я, не сводя с его глаз требовательного взгляда. — Сам знаешь, о чем я тебя спрашиваю.
— А-а-а-а… — протянул Ник. — Ты все блондиночку забыть не можешь? — проронил он, похохатывая. — Ну, считай, что это был всего лишь невинный розыгрыш! Поехали, что ли?
Я кивнула и тут же сунула ему под нос внушительный кукиш.
— Ты чего? — удивился Ник и без промедления охотно чмокнул мой кулачок горячими губами. — Ах, простите, мадам, я и забыл поцеловать вашу ручку!
— Тьфу ты! — бессильно опустила я руку, а Ник, полагая, что тема разговора исчерпана, снял с плечиков мое пальто и развернул его, предложив мне воспользоваться его джентльменскими услугами.
— Нет, я не поеду, — отрезала я и вошла в комнату.
— Ну, как хочешь, — не стал возражать Ник, — только мне кажется, что минут через пять, максимум через десять, ты передумаешь.
Он вышел из квартиры, а я села в кресло и прикрыла глаза. Блаженство мое продолжалось недолго. За окном заревел сигнал автомобиля. Я открыла глаза и раздраженно подошла к окну.
Ник уже завел мотор. К звуку сигнала, похожего на милицейскую сирену, присоединились гул работающего двигателя и крики Андроника. Он с наглой усмешкой смотрел на мои окна и поторапливал:
— Ира! Ну скоро ты? Давай, шевелись! Ирина!
Я захлопнула форточку, закрыла руками уши и просидела так на подоконнике спиной ко двору несколько минут. Когда же отвела руки от ушей, в надежде, что этот спектакль Нику уже надоел и он уехал, то, кроме прежних звуков, услышала вопли возмущенных старушек: