— Мой сосед, писарь Великого княжества Литовского, пан Юзеф Сосновский, — Людвиг сделал паузу и посмотрел на директора, — говорил мне, когда мы охотились с ним этой зимой, что учителя вашей школы могут достойно преподавать в Вильно и в Варшаве.
Людвиг надеялся, что упоминание известного имени положительно подействует на директора и поможет решить ему вопрос о зачислении его детей в эту школу. Такой дипломатический ход себя оправдал: священник сразу заулыбался и заговорил с Людвигом совсем другим тоном:
— Хорошо, хорошо, пан Людвиг, — закивал согласно он своей лысой головой и быстро поднялся с места. — Если ваш сын действительно такой способный, как вы говорите, то мы зачислим ваших детей в нашу школу с испытательным сроком.
Подойдя к Тадеушу, священник погладил мальчика по голове и неожиданно больно схватил его за ухо, приговаривая:
— Но если ваши сыновья будут лениться и плохо учиться, то мы заставим их много, очень много работать, чтобы они знали, что бесплатной учёба не бывает.
Людвиг, довольный услышанными словами, заулыбался, а директор отпустил ухо ребёнка и продолжил свой монолог:
— Езжайте домой, пан Людвиг, и не волнуйтесь за сыновей, — директор приостановил свою витиеватую речь, подошёл к Людвигу и внимательно посмотрел ему в глаза. — А при встрече с паном Юзефом Сосновским передайте ему моё приглашение посетить нашу школу, — добавил он, надеясь, что Людвиг Костюшко выполнит его просьбу, а школа, возможно, получит дополнительные финансовые поступления.
— Благодарю вас за вашу милость. — Людвиг поклонился и поцеловал повторно протянутую ему руку. Он сам не ожидал такой удачи и понимал, чего от него ждал теперь этот представитель монашеского ордена пиаров. Вот что значит иногда ходить на охоту с человеком, приближённым ко двору польского короля.
Людвиг погладил по голове Иосифа, потом Тадеуша. На глазах у этого взрослого мужчины навернулись слёзы. Людвиг не был сентиментальным, но теперь, стоя перед двумя мальчишками, которым предстояло остаться здесь, далеко от дома, среди чужих им людей, он понимал, как им будет нелегко привыкнуть к новой обстановке. К тому же перед ним стояли не просто мальчишки — это были его сыновья, его кровь.
«Теперь у них начнётся новая жизнь. Детство для них скоро закончится, и закончится оно здесь, в этих стенах, за кирпичным забором среди чужих людей», — эти мысли промелькнули у него в одно мгновение. Чтобы дети не заметили в этот момент его выражение лица и заблестевшие от слёз глаза, Людвиг, кивнув на прощание священнику, быстро вышел из кабинета, оставив там сыновей.
А Иосиф и Тадеуш продолжали стоять в своих скромных костюмах посреди кабинета директора, растерянные внезапным уходом отца. Они посмотрели на дверь, через которую только что он вышел, потом перевели взгляд на неизвестного им священника. Они ещё не знали, что видят отца в последний раз. Он так и останется в их памяти: уходящим от них навсегда.
С этого момента человек, который остался с ними в этой комнате, в течение нескольких лет будет главным распорядителем их жизни. Он заменит им отца и мать и станет тем, кого они должны будут беспрекословно слушаться. Только что по воле их родителей этот человек в монашеской рясе получил все права на их наказание или поощрение в зависимости от их поведения и его настроения.
IV
танислав Понятовский возвращался в своё поместье Волчин вместе с Антонием Тизенгаузом из Гродно, где местная шляхта собиралась для выдвижения из числа своих депутатов достойного представителя в сейм Речи Посполитой. И хотя усилиями и влиянием своих родственников Чарторыских место депутата там для Станислава было «забронировано», но следовало соблюсти формальности, чтобы не дать возможности кому-нибудь из оппозиции Чарторыских усомниться в законности присутствия молодого Понятовского на главном сейме государства.
Уже недалеко оставалось до поместья, родового гнезда Понятовских, когда карета миновала стены, почерневшие от огня большого пожара 1748 года, которые когда-то представляли собой дворец магната Михаила Сапеги. Станислав был ещё тогда совсем мальчишкой, но хорошо помнил, сколько шума и пересудов наделал этот пожар в высшем свете. Так никто до сих пор и не выяснил, отчего однажды ночью загорелся дворец и кто был виноват, был ли это умышленный поджог или просто чьё-то небрежное обращение с огнём. Факт остаётся фактом: в одну из летних ночей, когда хозяева крепко спали, их разбудили громкие крики придворных слуг. Выглянув в окно и увидев, как языки пламени вырываются из окон его дворца, могущественный магнат сразу всё понял. Но каким бы он ни был могущественным, Михаил Сапега ничего не мог сделать с силой и безумной пляской огня, пожирающего всё на своём пути. Выскочив из тёплой и уютной постели в ночной сорочке, он вместе со своей семьёй через минуту уже был в парке дворца, откуда с горечью и обречённостью наблюдал, как бушующая стихия уничтожает его детище...