— Третьего мая княжна Станислава Яблоновская устраивает во дворце торжественный приём в честь победы над Наполеоном. Государь будет там с Великим князем Константином Павловичем, — ответил Чарторыский. Через секунду он встал, понимая, что сегодня на первой встрече с Костюшко было сказано слишком много и слишком откровенно. Может, он ещё и пожалеет об этом, но не сейчас...
— Если вы даёте своё согласие, то в день приёма за вами будет послана императорская карета, — добавил Чарторыский, собираясь уходить. — Она же доставит вас обратно по вашему желанию.
— Не много ли чести для старого генерала? — опять усмехнулся Костюшко.
— Вас уже внесли в списки почётных гостей, и ваш отказ очень огорчит Его императорское Величество, — уже официальным тоном произнёс Чарторыский.
— Хорошо. Я буду, — согласился приглашённый, но с условием... — Адам Чарторыский в удивлении поднял брови, — что меня будет сопровождать вот эта молодая особа (Костюшко указал на Таддеи). Это моя крестница.
Чарторыский рассмеялся: он ожидал услышать всё, что угодно, но только не этот каприз «старого генерала».
— Конечно, конечно... Я уверен, что император Александр не будет возражать против такого прекрасного эскорта, — заверил он добродушно и со вздохом облегчения, что его миссия удачно завершилась. — Ну а теперь я должен откланяться. Дела, дела... Так мы ждём вас, генерал. До скорой встречи.
Костюшко и гость галантно раскланялись друг другу. Как только за Чарторыским закрылись двери, Таддеи не выдержала и в порыве восторга и признательности за этот подарок бросилась на шею своего воспитателя.
— Спасибо, крёстный! — громко шептала она ему на ухо. — Я увижу русского императора и, возможно, других коронованных особ... Боже, как это прекрасно!
Костюшко разомкнул девичьи руки и снял их со своей шеи. Он сам был доволен тем, что так просто смог сделать Таддеи то, о чём могли только мечтать девушки её положения и социального статуса в её возрасте.
— Ну всё, успокойся, — попробовал он прекратить поток слов благодарности, которые ему были приятны, но не в таком изобилии. — Лучше ступай в свою гардеробную и выбери себе наряд, в котором ты появишься в самом высшем свете Европы через два дня.
Таддеи не заставила себя долго упрашивать и мигом упорхнула на женскую половину, а Костюшко снова присел на диван и погрузился в воспоминания и размышления.
Все прошедшие годы Адам Чарторыский, будучи сторонником восстановления Польши как самостоятельного государственного образования, всячески склонял русского царя к созданию такового на территории Речи Посполитой. И только теперь, когда армии седьмой по счёту антифранцузской коалиции шагали по французской земле, Александр I понял важность этого вопроса. Но понимал он это в «свою сторону»: Александр I готов был согласиться на создание Царства Польского, но при этом пожелал к своим титулам русского самодержца добавить титул короля польского с вытекающими отсюда последствиями. А Костюшко ему нужен был для организации польского народного движения, которое бы «предложило» русскому императору-победителю получить такой громкий титул.
— Крёстный, тебе нравится? — неожиданно Таддеи опять потревожила Костюшко, демонстрируя ему своё новое платье. — Можно, я пойду в нём с тобой на встречу с царём Александром?
Костюшко строгим и оценивающим взглядом посмотрел на воспитанницу и её наряд. Такая строгость была напускная, искусственная, и Таддеи это давно поняла. Вот и сейчас она была уверена, что её дорогой крёстный улыбнётся и одобрительно кивнёт. Так всё и случилось через пару секунд, а девушка довольная и счастливая опять упорхнула в свою комнату.
XX
большом овальном зале дворца звучала музыка. Военные в парадных мундирах с орденами и подвязками выделялись из толпы, взглядом победителей окидывая окружающих их людей. Какие-то чиновники самых разных мастей и рангов двигались группами по залу между военными, не находя себе место. Дипломаты и почётные гости, одетые в дорогие камзолы и панталоны, медленно и чинно передвигались по залу со своими дамами, сверкавшими фамильными драгоценностями, приветствуя друг друга грациозным кивком головы или пожатием рук. Повсюду слышалась многоязычная речь: мягкая и мелодичная французская, плавная и спокойная английская, жёсткая и рубленая немецкая. Только почти не было слышно русских и польских слов на этом торжественном светском вселенском собрании.