Теневое
— Войдите, — Вагнер, нечаянно задремавший в кресле, открыл глаза, несколько мгновений моргал, приходя в себя. Даже после, хм, смерти у него осталась эта глупая слабость — от большой усталости засыпать. А работал Рафаэль долго: всю ночь и до того с полудня с небольшим перерывом на лёгкий обед и приятные мелочи жизни вроде очередной любовницы.
— Герр Вагнер, срочные новости от нашего соглядатая, — в кабинет ровным шагом вошёл Максимилиан Эдельштейн. Он, как и всегда, был одет опрятно: ни единой складочки ни на пиджаке, ни на брюках, очки блестят, волосы уложены тщательно, на ботинках не задержалось и малейшей пылинки. Человек-картинка, человек-идеал, человек-ровная линия. Вагнер любил таких: они не предавали. Так и Максимилиан уже который век был ему верен. Он не обманывал, не притворялся, не увиливал, не искал выгоду. Он выполнял приказ, лишь изредка говоря, что думает по этому поводу. Впрочем, его слова никогда ни к чему не обязывали.
Рафаэль присмотрелся получше, едва заметно кивнул сам себе. В глазах Максимилиана застыло что-то сродни беспокойству или даже тревоге. Это уже было интересно, ведь обычно Эдельштейн не отличался несдержанностью.
— Я слушаю, — Вагнер удобнее устроился на стуле, вытянул ноги под столом, сцепил руки в замок на животе, выжидающе выгнул тонкую светлую бровь. — Ну же, что произошло?
— Орбан докладывает, что Годяну с Мартеллом собираются в Рим, — спокойно ответил Максимилиан, и его зрачки потухли. Снова статуя, а не человек. «Памятник», — подумал про себя Рафаэль, а вслух сказал:
— И что же в этом срочного?
— Смею заметить, герр Вагнер, что в Италии у Цитесиан гораздо больше друзей, чем у нас, — осторожно ответил Эдельштейн.
Рафаэль усмехнулся. В самом деле.
— Я лично приложил руку к подавлению движения Гарибальди и его людей, но увы, — он неприятно улыбнулся. — И я очень хорошо помню, какую силу получило Рисорджименто.
— Они натворили дел, — согласно кивнул Максимилиан. — Да, да, — он тихо вздохнул. — Но что ж, былого не воротишь.
— Верно, — Рафаэль поморщился. — Так я всё ещё не понимаю, что такое.
— Может статься так, что там мы их уже не поймаем, — пояснил Эдельштейн. — Вас и вашу, гм, манеру действовать там многие знают, могут вспомнить и войну. Думаю, вы догадываетесь, чем это чревато.
— Так мы и не будем действовать, — пожал плечами Вагнер. — Не помню, говорил ли, но я не хочу пока что-то предпринимать: всё равно на смутьяна Годяну это не действует. Пусть они мирно играют себе в шарады и разбирают шифры, пусть, я подожду, — хитро и немного опасно улыбнулся. — Но когда они выйдут на Цитесиан, или Цитесиан — на них…
— Ловите на живца, верно? — уточнил Максимилиан, дождался коротко кивка, неспешно продолжил: — А не проще ли?..
— Не проще, — покачал головой Рафаэль. — Он не из тех людей, что отважится на подобное. А шантажировать жён много храбрости не надо, не думай, — усмехнулся. — Я, знаешь ли, по молодости тоже этим промышлял, да не сложилось.
— Значит, продолжим платить Орбану, — кивнул Эдельштейн. — Знать бы, на какой рейс…