— Ого, ты это смотришь? — тут же заинтересовался Годяну.
— Бывает иногда, — пожал плечами Конрад. — А что?
— Редко встретишь сейчас тех, кому это нравится. Но ты прав, так же несуразно… Впрочем, сейчас где-нибудь остановимся и пойдём на поиски, чего гадать-то впустую? — рассудил Влад. — Пошли.
***
В кабинете было душновато, и Мутти пожалел, что не может открыть окно: шёл дождь, дул лёгкий ветер, а Лучиано до истерики боялся сквозняков, а после смерти старшего Мартелла — ещё и даже просто неплотно закрытых створок.
Работалось тяжело. Лучиано отчего-то пришло в голову разобрать старые прошения на собственное имя, коих скопилось немало, и теперь они с Рикардо уже который час с этим возились. Лучиано, кажется, заинтересовался, а вот Мутти откровенно скучал: у него своих дел было полно, а время он нынче тратил совершенно впустую. Но отказать непосредственному начальнику Мутти не мог.
— Рикардо, вам нравится моя жена?
Мутти вздрогнул, поднял голову, напрягся, не зная, что и ответить. Он вообще не понял, с чего вдруг Лучиано задался таким вопросом: уж чего-чего, а виду бы Рикардо никогда не подал, не позволил бы себе скомпрометировать и без того несчастную Ассанту.
— Простите? — Он улыбнулся так вежливо, как только умел. — Ваша супруга?
— Да, она самая. — Лучиано неприятно посмотрел на него, и что-то в его глазах промелькнуло такое, что Рикардо захотел оказаться где угодно, но не рядом с ним. — Так вам нравится моя жена, Рикардо?
— Синьора приятная собеседница, — осторожно ответил Мутти. — Но и только.
— Вы часто с ней разговариваете, — продолжал Лучиано. — Без меня. Знаете, Рикардо, больше всего в людях я не терплю неверности.
— Вы заняты работой, и мы не смеем вас отвлечь. Но ни я, ни синьора не позволяли себе ничего такого, кроме правда одного… — Рикардо немного помолчал, будто бы готовясь к признанию. — Критики Петрарки. Сеньора не любит его стихи.
— Ах, это… — Лучиано заметно расслабился: с ним такой трюк всегда срабатывал и быстро успокаивал. — Да, верно, она их терпеть не может, всё называет несчастного подражателем Данте. И только?
— И только, — кивнул Рикардо, не переставая улыбаться, от чего уже немного болели щёки: настолько неестественной была улыбка.
— Так она вам нравится? У меня ведь хорошая жена? — кажется, Лучиано вновь забеспокоился, и Мутти приготовился к ещё одному словесному поединку: иначе он это уже не называл.
— Конечно. Ни ваши родители, ни вы не ошиблись в выборе, — осторожно начал он, и тут же Лучиано его перебил.
— А я её очень люблю. Ассанта добра ко мне, она славная. И я ей верю. И тебе верю. — В такие минуты он почему-то всегда переходил на «ты». — Знаешь, я это не зря сделал, всё правильно, я её так защищаю. Ей не нужны проблемы, ей не нужен такой враг. Пусть всё остаётся так, как и есть. — Казалось, Лучиано уже говорил сам с собой, смотрел в никуда и странно, даже немного жутко улыбался.
— О чём вы? — Рикардо нахмурился. О свадьбе? Но враг из Лучиано был никакой… Да и вряд ли бы он стал что-то делать, выбери Ассанта другого или выбери этого другого её родители за неё.
— Это неважно, — отмахнулся Лучиано. — М-м-м, а кто такая Сандра Буоно? Что-то знакомое…
— Просит денег на своё исследование «Декамерона», — припомнил Мутти. — В прошлом году ей было отказано, но она решила попытаться вновь.
— Зря я отказал. Пусть, выпишите ей чек, — медленно кивнул Лучиано. — Книга, может, и дурная, но раз уж ей нравится…
Он рассуждал дальше и вскоре уже ходил туда-сюда по кабинету и жестикулировал, говорил то громко, то тихо, ругал Боккаччо, а Риккардо, отложив очередное письмо, задумался: уж слишком запомнились ему слова о враге. О чём говорил Лучиано? Что он такого сделал? В свете последних событий и подумать было страшно, на что он мог решиться. Лучиано не отличался крепким рассудком и иногда впадал в «состояния», как они, Рикардо и Ассанта, это называли. Тогда Лучиано становился особенно мнительным, истеричным, вспыльчивым, боялся каждого шороха и изрекал, подобно дельфийскому оракулу, настолько странные и несуразные вещи, что в голове не укладывалось, откуда они являлись. Рикардо чуть было не подумал, что Лучиано опять не в себе, но взгляд его оставался осмысленным. И это Мутти совсем не понравилось.