Такая позиция требует уточнения нашего понимания значения и функции перевода в культуре, особенно после «переводческого поворота» в гуманитаристике. Когда перевод рассматривают как неоригинальный текст, выполняющий посредническую функцию между двумя знаковыми системами, он пропадает в зазоре между двумя культурами, теряя свою объективную принадлежность культуре, на язык которой переведен текст. Однако подобная позиция довольно уязвима, поскольку перевод — это всегда новый текст, созданный в рамках «принимающей» культуры, принадлежащий прежде всего ей и отражающий особенности сознания ее представителей. Для «принимающей» культуры перевод будет выступать как оригинальное сочинение, которое отличается своеобразием происхождения, но его система знаков и образов, языковые особенности, цепочки ассоциаций, понятийный аппарат связаны с автором-переводчиком и той культурой, в которой переводчик сформировался, подчас больше, чем с оригиналом. Как отмечал В. В. Бибихин, «граница между переводом и другими видами словесного творчества не просто расплывчата, ее по сути дела вовсе нет»[87]. Это, например, прекрасно понимали русские читатели XVIII века, рассматривая переводы Андрея Хрущова как его творения, снискавшие ему славу «русского Сократа», а Василий Тредиаковский утверждал, что «переводчик от творца только что именем рознится»[88]. Об особом значении перевода в русской культуре XVIII века говорил Ю. М. Лотман: следуя за теорией «трансплантации» Д. С. Лихачева, он указывал на своеобразное перерождение иностранных текстов в русском переводе, приобретавших иные значения и новые функции на русской почве[89].
Действительно, перевод является одним из видов словесности, связанным с универсальной функцией интерпретации любого сообщения, не обязательно переведенного с другого языка. В этом смысле каждый человек постоянно существует в рамках «культурного перевода», считывая и интерпретируя знаки и символы[90]. Стоит согласиться с Джорджем Стайнером в том, что «любая модель коммуникации — это одновременно и модель перевода», поэтому, «принимая речевое сообщение от любого человеческого существа, человек осуществляет акт перевода в полном смысле этого слова»[91]. Изучение перевода — это всегда изучение коммуникации, ее языковых особенностей и способов формирования знания о мире, поэтому переводческая деятельность шире, чем простой перенос единиц значений из одной информационной системы в другую[92], это каждый раз конструирование нового текста на основе иноязычного источника и попытка соавторства, авторской интерпретации «чужого». В этом отношении история перевода в России XVIII века является неотъемлемой частью процесса развития новой языковой культуры вообще и политического языка в частности, и переводчики играют в этом процессе важнейшую роль, выступая не только агентами трансфера, но и сотворцами новых для русской культуры текстов.
87
89
См.:
91
92
Как отмечает Дж. Стайнер, «перевод — это не узкоспециальная, второстепенная деятельность в „зоне соприкосновения“ языков. Он есть постоянная и необходимая манифестация диалектической — сплавляющей и разделяющей — природы речи». Ibid. P. 246.