То ли ему в самом деле было так уж спокойно, то ли он просто не хотел признавать факта своего непомерного одиночества. Шарлотта из непродолжительных телефонных разговоров не могла понять этого, да и он сам, возможно, не мог. Он лишь привык жить так, как ему было удобно. Радости и разочарования сменяли друг друга: его лицо озаряла хитрая ухмылочка, когда он брался за новый эксперимент, и она сменялась кислой миной, такой, какую можно увидеть у ребенка, потерявшего свой песчаный замок на берегу моря, если эксперимент вдруг с треском проваливался.
Однажды он шел по городу с авоськой, из которой высовывались яблоки, молоко, сыр и свежая газета. Его голову отяжеляли какие-то мысли, в которых он никак не мог найти порядка и которые отравляли его глубокую удовлетворенность сегодняшней погодой. С наступлением весны соседка все чаще напоминает, перегнувшись через свое окно, что газон перед его домом не помешало бы постричь. Каждый раз он бросает на нее свой привычный угрюмый взгляд, не обронив при этом ни слова. Если бы она только знала, насколько глубоко плевать ему на свою лужайку. Его прогулку прервали мальчишки, ох уж эти несносные подростки! На сей раз издеваются над беззащитным бомжом. Так и осыпают его ударами, а бедняга только и может, что вяло прикрыть голову руками. Старик подошел ближе, но бесстыдники его не заметили. Тогда громким и хорошо поставленным профессорским голосом он рявкнул на них так, что прохожие обернулись, забыв, куда направлялись и зачем. Малолетние преступники редко хотят наживать проблем, а потому в случае приближения хоть малейшей для себя угрозы без промедлений дают деру, вот как теперь.
«Спасибо, вы меня просто спасли!» – вымолвил он, отряхиваясь от пыли, но все еще валяясь на асфальте. Айзек предложил оборванцу подыскать какой-нибудь ночлег, чтоб снова не стать жертвой малолеток. Но тот ответил, что сделать этого не может, ведь у него нет ни пенни, а для большей убедительности он вывернул карманы перепачканных заношенных джинсов. «Ты, верно, голоден?» – спросил смягчившийся сердцем старикашка.
«С утра во рту не было ни крохи», – и бездомный жалостливо облизнулся на яблоко, торчавшее из авоськи. Но профессор предпринял иной шаг и привел тощего как скелет парня в столовую своего дома. Присаживайся, чуждый гость, сегодня тебе улыбнулась удача. Только после второй порции лазаньи, которую буквально накануне сготовил приехавший с женой «итальянишка», удачливый бомж сообразил, что неплохо бы узнать имя своего благодетеля. Так они и познакомились, Айзек и Дэнни.
Мистер Брендон разрешил парнишке заглянуть и на следующий день, ведь при всей его «любви» к итальянской культуре, он бы к лазанье и пальцем не притронулся. А ведь нехорошо, пропадает продукт. И Дэнни, разумеется, пришел. У него итальянская кухня явно не вызывала отвращения. Ему было всего лет двадцать, но на первый взгляд и не скажешь. Такой запущенный человек, каких еще поискать. Наверняка от него воняло, как и от всех бездомных, вот только Брендон не чувствовал, за последние месяцы постоянных экспериментов в подвале с затхлым воздухом, пропитанным смрадом реактивов, обоняние совсем притупилось. В этот день он еще узнал, что Дэнни был дальтоником. И не какой-нибудь дихромат, нет, монохромазия, то бишь, полное отсутствие цветовосприятия, в чистом виде. Таких людей профессор еще не встречал, а Дэнни так и ушел в красноречие, описывая эту свою особенность. С его слов аномалия эта не такая уж и редкая, вон, дочка мэра и та цветов не различает. И … и младший сын губернатора тоже. А вот откуда он знал эти факты, одному Богу известно. После обеда они, как профессору казалось, расстались навсегда.
Айзек Брендон снова никак не мог заснуть. В последних экспериментах его стабильно преследовали неудачи. Он размышлял над тем, как же найти золотую жилу научных открытий. Ведь когда-то у него таковые уже были. Ох, он и забыл уже ту радость, сладостный ни с чем несравненный привкус успеха. И тут его осенило. Да-да, именно осенило. И теперь он уже не мог спать по иной причине. Ах да, и вы же знали, что ученые тоже имеют склонность делить шкуру неубитого медведя? Фееричные картины вставали перед его мысленным взором. Несомненно, у него все должно получиться. Чего обычно желают себе люди? Славы, власти и денег. Но не совсем этого желал наш старичок, лежа в своей постели. Его мотивы были глубже. Да, деньги, бесспорно, нужны. Но даже не на себя любимого, не на свою счастливую безбедную старость. Шарлотта. Конечно, он думал о дочери. Подозрительный тип Морелли, вот уж сколько лет к ряду нарушающий спокойствие сна Брендона, может бросить ее в любой момент, и никто не угадает, в какой. Она ни в чем не должна нуждаться. Он обеспечит ее и своего маленького внука. Пусть он получит лучшее образование, пусть поступит в лучший университет страны. Ничего не жалко ради великих целей. Да, сейчас он подражает отцу и много рисует, но, как и великий Луи Пастер, он должен оставить свои художественные начинания и с головой погрузиться в необъятную и всепоглощающую науку. Это лучший путь для него, уж дедушка то уверен, и для успеха этой кампании он готов пожертвовать хоть целым состоянием, которое собирался сколотить.