Шкипер немного выглянул из-за худощавого лейтенантского плеча. Рико следил за ними, прищуриваясь, припав к полу, и выглядел как тот, кто готов в любой момент броситься. Осталось только определиться с вопросом, на кого именно. Неясно было, что одержит в этом противостоянии победу: непогрешимый авторитет командира или личная привязанность к Ковальски - тут было явно что-то одно из двух.
Но, глядя правде в глаза, Шкипер мало верил в то, что Рико способен на подобный выбор. Для него это все равно, что избрание между собственными правой и левой конечностями: какая, дескать, нужна ему больше. Он скорее удавится, чем позволит пострадать им обоим. И сейчас опасаться стоит вовсе не его, который и приказа-то ослушался лишь однажды, а внезапно съехавшего с катушек собственного заместителя, готового, очевидно, идти до конца, по причинам, над которыми Шкиперу не хотелось даже задумываться. Все внутри него протестовало против такой версии развития событий и его собственного будущего. Они мужчины, и для них естественно любить женщин, это же и ребенку должно быть понятно, а Ковальски-то давно не ребенок, да и его реплика относительно ума – чистая правда. Он их багаж знаний и источник большинства идей и планов действий. Шкипер человек воли, это верно, достаточно хороший в своем деле, скорее всего, лучший из них всех в этой области, однако когда нужно продумать план операции, он вставал в тупик. Его предложения, как и предложения остальных, были просты и незамысловаты, и на этой почве никто не оспаривал права и обязанности Ковальски обеспечивать их подобными вещами.
Будучи человеком консервативных взглядов, Шкипер нехотя мирился со многими новыми поворотами, и с некоторыми из них предпочитал вообще не оказываться вплотную – как, например, с подобными. Вспомнив, однако, о вопросах взаимоотношений полов, он немедленно же припомнил и кое-что еще. - А как же Дорис? – спросил он вслух. – Как же Дорис, я думал, ты и она… Как же?..
Он был готов к тому, что Ковальски его ударит. Рявкнет, как иногда делал, когда бывал не в себе, коротко и тут же беря себя в руки, а может наоборот стиснет зубы и направит свои силы на то, чтобы не опозориться предательскими слезами. К чему Шкипер готов не был, так это к тому, что собеседник улыбнется. Легко и искреннее, совершенно очевидно, не задетый этим замечанием за живое, и даже нашедший его в своем роде забавным.
- Ты снова лезешь в чужую частную жизнь, - сообщил ему Ковальски с этой своей неуместной улыбкой. – Могу продублировать приглашение пойти к черту.
-Есть только одна причина, почему ты еще не лежишь на полу с вывернутой рукой, - безлично заметил Шкипер в пространство. – И она заключается в том, что мне интересно, какая муха тебя укусила.
-А ты считаешь, стало быть, что ты прав… - Ковальски говорил так тихо, что приходилось напрягать слух, стараясь разобрать его слова. Шкипер внезапно поймал себя на мысли, что прежде практически никогда не видел своего заместителя в ярости. Бывало так, что он выражал недовольство, это конечно, но это недовольство всегда было понятно и контролируемо, и старший по званию знал, чего ждать в дальнейшем. Ковальски, которому обвалили операционку на компьютере, мог орать не хуже самого Шкипера, но этот шипящий Ковальски – это было что-то новенькое.
-Я пока считаю… - Шкипер на мгновение задумался, но лицо его тут же просветлело. – Я считаю, что мне нужны какие-то… гм… Варианты.
-Для того чтобы быть хорошим лидером, - все так же приглушенно просветил его собеседник, реагирующий на команду «варианты» раньше, чем успевал задуматься, - недостаточно быть бесстрашным, волевым и быстро соображать. Нужно еще уметь не пользоваться подчиненным положением других. А у тебя с этим проблемы.
-Я, стало быть, недостаточно хорош для твоего нового уровня чистоплюйства?! – казалось, командир был уязвлен этим замечанием в высшей степени.
-Ты просто суешь нос не в свое дело, - спокойно пояснил ему лейтенант.
-И в связи с этим выдающимся событием ты решил меня повоспитывать?
– Я не воспитываю тебя, не требую от тебя каких-то действий и не выдвигаю ультиматумов. Я просто ставлю тебя в известность: ты не будешь лезть в нашу жизнь. Ты не будешь решать за нас, что нам делать, что думать, и о ком думать. Ты не будешь навязывать нам свое мнение и свои предпочтения, как якобы единственно верные. Ни одному из нас. И если ты сейчас решишь настаивать на своем, только потому, что считаешь непозволительным для лидера терять лицо перед командой, если полагаешь, что твой авторитет старшего чином важнее, чем то, как в реальности обстоят дела, то – я клянусь тебе в этом – я сделаю все возможное и невозможное, чтобы этот отряд распался. Я сделаю все, чтобы каждый пошел своей, выбранной им самим дорогой. Потому что такое твое решение и такой поступок – не решение и поступок лидера, и я не стану подчиняться такому человеку. Потому что ты достаточно накомандовал там, где не стоило бы, и если ты так сделаешь на этот раз – я тебе клянусь, этот раз будет последним, и ты останешься один.
На протяжении всей тирады, произносимой все так же тихо, но отчетливо, лицо Шкипера мрачнело на глазах. С ним никто вот уже много лет не смел говорить в подобном тоне, и обновление опыта ему совершенно не понравилось.
-Я ваш командир, мать твою! – рыкнул он яростно. - Я за этот отряд отвечаю!.. А вы два… Два парня, которые отчего-то решили, что отлично проведут время в одной постели!..
Ковальски, “два метра над уровнем адекватности”, состроил из своего узкого, с острыми чертами, лица, гримасу такого пренебрежения, что Шкипер сжал кулаки, пока ногти не впились в ладонь: стереть это выражение хотелось до зубовного скрежета.
-Лично я думаю, - процедил сквозь зубы он, но его перебили.
-Мне плевать, что ты об этом думаешь, - сообщил ему его надежный и всегда предсказуемый зануда-лейтенант. - Ты узколобый, не видящий дальше своего носа, ханжа и самодур, Шкипер.
-Что ты сказал?!
-Что слышал.
Они обменялись взглядами. Еще не поздно было бы сцепиться в драке, но имелось обстоятельство, которое пока останавливало обоих. Был еще Рико. И полная неизвестность относительно того, что он предпримет.
-На тебя так травка влияет? – внезапно полюбопытствовал командир. – А ты ему, - он кивнул в сторону лежбища, - не предлагал, кстати? Такая внезапная забота…
-Молчал бы уж насчет заботы.
-Почему это?
-Потому что не тебе об этом рот открывать. Ты отлично знаешь, что Рико привязан к тебе очень сильно – и беззастенчиво этим пользуешься. Ты знаешь, что мне некуда идти, и я стерплю твои фанаберии – и ты пользуешься и этим. Но я могу дать тебе отпор, я могу с тобой спорить, и еще много чего могу – а Рико не может, потому что ты для него священная корова. И вытирать об него, после подобного, ноги - низость. Я доступно излагаю?
-Оденься, - буркнул Шкипер, игнорируя вопрос. Что-то в его интонациях убедило лейтенанта, что можно разжать руки. Он и сам не заметил, когда сгреб командира за грудки, подтаскивая к себе. Лейтенант отпустил собеседника, в несколько шагов вернулся к неработающему калориферу, и из груды одежды выудил свои брюки. Шкипер же, пока он возился, отправился к натюрморту «карты, стволы, два стакана» и одним махом опустошил ближайший к нему сосуд. Попытался присесть на край стола, но тот коварно откатился немного назад под его нажимом, и Шкипер, чертыхнувшись, в который раз посетовал, что в лаборатории нет нормальной мебели. Они некогда обсуждали этот вопрос, и лейтенант высказался в том контексте, что нормальный стол будет лишь место занимать. Ему, лейтенанту, для опытов достаточно откидной, по принципу нар, столешницы-полки или кульмана, если повернуть доску параллельно полу.
-У вас нормальное курево есть? – вздохнул, наблюдая за ним, Шкипер. - Не твоя отрава и не сигары?