— Как мы не увиделись?.. — он порвал листок, бросил в унитаз и спустил воду. — Я в театре не был, по телевизору смотрел.
— Борис Степанович вернулся! — ворвалась в мужской туалет секретарша. — Вас ждут!
Панок сделал вид, будто застегивает штаны.
Я приторчал… Если часовой власти, глаз ее и ухо, подполковник Комитета государственной безопасности в туалете, среди унитазов опасается подслушки и перед секретаршей вид делает, будто справил нужду, кто же тогда на прилегающей территории живет и не боится?
— Зачем вы Рутнянского убили? — спросил я в коридоре, чтобы не бояться.
— Мы не убивали. Подумайте: зачем? Как он мешал?.. Никак.
— Тогда кто?
— Вы, Роман Константинович. Вы убили, и никто этого не отменял. Пока что…
— Вам к госсекретарю, — приоткрыла дверь напротив кабинета Шигуцкого секретарша и просунула в нее голову. — Можно?..
Госсекретарь — какой–то никакой, хотя про него, как про людоеда, рассказывали — поднялся из–за стола и подал руку, сложив ладонь лодочкой.
— Рад познакомиться. Вас президент принять хотел, но занят, так что в следующий раз… Вы к нам заходите.
— Может, и сегодня примет… — посмотрел на часы Шигуцкий, который сбоку сидел за еще одним, бесконечным — через весь кабинет вдоль окон — столом. Окна кабинета выходили на купаловский театр, на сквер, из которого собирался я утром выскочить с пистолетом…
— Снизу не видно того, что сверху… — поймал мой взгляд госсекретарь, и Шигуцкий встал:
— Пошли!
Он совершенно не чувствовал себя в кабинете начальника подчиненным.
— Вы заходите к нам, — повторил, вновь подавая ладонь лодочкой, госсекретарь и бросил Панку, застывшему у двери, через которую непонятно зачем меня туда–сюда провели. — А вы останьтесь!
Голос его ничего хорошего подполковнику не обещал… Не такой уж никакой этот госсекретарь, не лишь бы какой…
— Где ты взял Ли — Ли? — прошел к шкафчику с баром и налил коньяка Шигуцкий. — Выпей. А то, вижу, окочуришься…
Кабинет его был куда меньше госсекретарского — с одним окном на театр и сквер. К госсекретарю меня, наверное, водили, чтобы ощутил значимость…
Я отставил коньяк.
— Да пей!.. Где ты выкопал сучку такую?.. Ее приглашают, привозят, обхаживают — ты же, сикуха, прикинь, как подфартило! Ты в штаны лезь, а она в политику — и чуть морду не царапать!.. Президент взъярен — просто бешеный, головы поотрывать готов… Так что давай это все сворачивать.
Не совсем еще понимая, о чем он — но получалось, что Ли — Ли им не обломилась?.. — я спросил:
— Как?..
— Американского друга твоего дожимать. Это правда, что ты встречался с ним по договоренности с Панком?
Я кивнул… Пускай себе так, если Панок пособником быть пообещался… И договоренность со мной ему, видимо, нужна, потому что без нее — пролет, промах, а с ней — попытка вербовки. Он старался, придумал, а у меня не вышло… Не все и не всегда получается.
Феликс, слава Богу, жив…
— Не дожать его в Америке.
— В «американке» он, а не в Америке! Или ты не знаешь?
Не мог я знать, что Феликс в «американке» — внутренней гэбэшной тюрьме.
— Панок про это не говорил…
— А Ли — Ли? Она же к президенту с этим приперлась! И вот с этим! — рванул Шигуцкий верхний ящик стола и швырнул на стол бумаги. — Развел тут, расписал! Документы какие–то пришпандорил немецкие!.. А его с фальшивым паспортом взяли — и не хрен нас пугать! Что, не шпион?.. загнется в тюрьме! До смерти сидеть будет, если не одумается!
Я потянулся к бумагам:
— Глянуть можно?..
Секретарша заглянула в дверь — она, похоже, повсюду здесь заглядывает:
— Борис Степанович, вас на минутку…
— Не вымандюливайся!.. — при секретарше выругался Шигуцкий. — Я вчера сам Ли — Ли к офису вашему по дороге подвозил! — И он хлопнул ладонью по бумагам. — Подарок президенту взять, блядь!..
— Может, кофе?.. — кивнула на коньяк секретарша, и Шигуцкий вытолкал ее, выходя: — Кофе–хуёфе!..
Секретарше хоть бы что: хуёфе так хуёфе… У них тут феня государственная, а Крабич, идиот, государственный язык у них отвоевывает… Иди отвоюй в бараке под Хабаровском…
Бумаги были те, которые не нашлись в сейфе, копии которых лежали в моем кармане.
Я думал, да уверен был, что бумаги, как и фотоснимок, или у Панка, или у Шигуцкого, у кого–то из них, но не так же я об этом думал — совсем с другой стороны, уверенный наоборот…