«Действительно… Я про это не подумал… Тем более…»
«Что — тем более?»
«Тем более ребенок. Вы ей скажите, что и завтра можно не приходить. Мертвым в том нужды нет, а живым тяжко».
«Я ей скажу. И попросить хочу…»
«Вы у меня?.. Что?»
«Можно я на кладбище говорить не буду, а на трубе тебе сыграю?»
Алик ожидал, что скажет на это Смерть. Спросил у нее: «Разве про такое спрашивают?..» — Та подернулась, и тогда Алик согласился: «Как себе хотите, сыграйте… А то Зиночка про вас: он музыкант, он музыкант, а я и не слышал ни разу».
«Зиночка перед тобой не виновата. Только я».
«Я знаю. Теперь я про все знаю… Никто не виноват, только каждый сам. И если…»
«Хватит! — ревниво прервала Смерть, и я перестал слышать Алика. — Успеете наговориться, этого не так долго ждать, как кажется».
«А там я буду с ним?..» — спросил я у Смерти, и она сказала нервно, потому что у Алика прядь из–за уха выбилась, волосы жили своей собственной жизнью, с которой Смерть не справлялась: «По мне так нет, но там не мой приход».
Я, не поворачиваясь, спиной выходя в прихожую, едва не упал, зацепившись за порожек, и схватился за вешалку, вцепился в шубу Лидии Павловны. Снова повесить никак не мог…
Помогла незнакомая молодая женщина — повесила:
— Это вы к нам ездили?..
Приоткрылась входная дверь, я подумал — потому что шуба сорвалась — что за ней, может быть, Ли — Ли, но вошла Зоя. Бледная, в черном платье с красными розами — ей шло… Кивнула мне, взглянув на женщину, и, рассыпая розы, бросилась плакать к Лидии Павловне, которая заголосила: «Какой мальчик!.. Какой мальчик…»
— Нам поговорить нужно — не с кем, — все стояла передо мной женщина. — Можно с вами?.. Я Галина…
На кухне сидел ее муж, Сократ, они у отца Алика дом купили.
— Мы не против были, пускай бы с нами жил… А он к смерти тянулся…
— Про что поговорить?..
Я был уверен, что про бумаги на дом.
— Про это, про что еще… Его дома похоронить надо, он там лежать хочет, мы так думаем. Рядом с предками — что ему здесь сиротиниться?..
Я взглянул внимательнее: она статная, красивая, он также не топором тесаный… Молодые, крепкие мужик и баба. Видно, что хозяева, поэтому ко всему и к смерти — по–хозяйски.
Почему, кроме них, никто не подумал, где Алик лежать хочет? Ни я, ни Лидия Павловна — никто? И я разговаривал с ним — и не спросил…
— Мы не подумали… — присел я на табурет, на котором Игорь Львович сидел, голову на топоре качая, и Галина сказала:
— Потому что вы чужие.
Я едва не ответил: «У смерти нет чужих…» — но про это они, наверное, знали, потому спросил:
— А вы?
— Мы через могилы свои. Наши предки все там вместе.
— Через могилы все свои… Какая разница, где лежать?
— Такая же, — Сократ сказал, — как и разница, где жить. Мы вот раздумывали: дом купить или за границу съехать, потому что белорусом быть — беда. Да что поделаешь?.. Честь не позволяет кем–то другим стать.
Пожить там у них на Новогрудчине, с ними и Казимиром — что ли?.. Посмотреть: не только же они трое не влезли в микроавтобус?..
Я сказал им, чтобы ехали и ждали завтра Алика дома… И соврал, не любя правды, Лидии Павловне, что отыскался отец, который сам при смерти и просит привезти сына.
То, как восприняла это Лидия Павловна, заставило меня еще раз удивиться ей.
— Что же, я с Игорем лягу.
Зоя забеспокоилась: «Как бы Ли — Ли не опоздала… Она самолетом завтра собиралась, нужно позвонить, чтобы на поезд сегодня села».
Во мне будто бомба маленькая взорвалась… Ну, конечно, на утреннем поезде…
Сократ с Галиной были на машине, я их проводил. «Мы все подготовим: могилу, поминки… Спасибо».
Набрали себе хлопот — и спасибо. Что я знаю, лабух, про этих людей на этой земле?..
Крабич говорит, где–то он вычитал, не в «Трех мушкетерах» и даже не в китайской философии: «Родина — судьба и могилы». Хотя мог и сам придумать, или переиначить, за ним водится такое: придумает и говорит, будто вычитал, потому что кажется, будто вычитанное умнее…
Ли — Ли не опоздала.
Я во двор смотрел, подкарауливая ее с московского утреннего поезда… Ли — Ли махнула мне в окно — и вбежала в подъезд Лидии Павловны. Она с цветами, так, может, потому…
Смешно: как мальчик.
«Не хочу в твой дом», — сказала у Амеда Ли — Ли.
Пора ехать…
У Рутнянских все уже были в сборе.
— Как ты?.. — вышла Ли — Ли из комнаты Игоря Львовича в прихожую, поцеловала в лоб. Как только что в лоб Алика поцеловала.