Алесь, видимо, надумал мне помочь и миролюбиво подошел к Шигуцкому.
— Ты чего, выпьем в самом деле… А потом я тебя комлем…
— О, мир… — сказал Красевич, и Шигуцкий, скривившись на Алеся, махнул рукой:
— Да пошел ты…
В каминной, где стали прилаживаться к столу, Ростик заторопился наливать. Крабич, стянув с себя простыню, остановил его.
— Погоди, не пропадать же добру… Ритуально все свершим…
— Не надо, — с настороженностью, зная штучки Крабича, заперечил Ростик, но Шигуцкий, которому стала интересно, кивнул:
— Давай ритуал.
Крабич придвинул к себе пустую тарелку, выжал над ней простыню, перелил выжатое в стаканы, разделив поровну на всех, и, стоя голым, избитым, изодранным, крикнул, подняв ритуальное питье:
— Ну, что, жиды с коммуняками?! Выпьем крови моей за Беларусь!
— О, тост… — сказал Красевич, а Ростик, встряхнув животиком, плеснул розовую водку Крабичу в лицо.
Крабич выпил свое и вытерся простыней.
— Можно и так. Ритуал пока до конца не отработан.
Ростика поколачивало. Я подвинул к Крабичу свой стакан.
— Кирни еще… Может, до конца ритуал отработаешь…
Крабич взял из–под рук Ростика бутылку водки, долил стакан доверху и тремя глотками до дна выпил. Не закусывая, спросил:
— А ты чего раздрожался весь, Ростик? Это ж мои понты, жиды кровь не пьют, байки это…
— Вон… — побелевшим шепотом еле проговорил Ростик. — Пошел отсюда вон!
Крабич сел и налил себе пива.
— Не ты меня приглашал.
— Забавно у вас, — сказал Шигуцкий. — Без баб обойтись можно.
С неожиданностями у меня сегодня получался очевидный перебор.
— Пошли, — поднялся я и взял Крабича со спины под мышки. — Тебе пора…
— Ты меня выгоняешь?
— Я не выгоняю тебя. Я прошу тебя уйти.
— Так не пойду, если не выгоняешь. Мне с вами весело.
— Вон! Вон! Вон! — начал хватать со стола и швырять в Крабича все, что под руку попадало, Ростик. Крабич наклонился под стол — и куски сыра, хлеба, колбасы, ножи и вилки, проскальзывая по его избитой спине, летели в меня. Ростик словно не видел этого, не мог остановиться — и тяжелая, стальная, острая, как ость, вилка вонзилась сверху в самый корень моего романчика.
— О, бля… сказал Красевич. — Чуть бы ниже…
Я и сам, похолодев, так подумал.
— Ромчик… — разинувшись, застыл Ростик. — Я не хотел…
Боль насквозь прожгла меня от романчика к копчику, от него вниз и вверх, к пяткам и к затылку. Вилка впилась, казалось, во все мое нутро, в самые глубины… Я вытащил ее — и по романчику потекла кровь.
— Водкой полей, — во второй раз одно и то же посоветовал Шигуцкий и прыснул. — Все! От баб ты свободен, одной проблемой меньше…
Ну, и что я теперь Ли — Ли скажу?..
Ростик подбежал с водкой и чистой простыней.
— Поехали в клинику, Ромчик… Мало ли что…
Я поливал рану водкой, смотрел на своего искровавленного романчика — и надо мной из высокого белого облака, из снежно–творожного сугроба вылепливалась и все ниже, ближе опускалась студентка медицинского института, пионерская медсестра, фея Татьяна Савельевна. Если кто–то сейчас мне и смог бы помочь, так это она.
«Помоги!..» — взмолился я, но Татьяна Савельевна, вздохнув надо мной, растаяла, уплыла, улетела…
На хрен я приснился ей, старый мудак без хрена.
Все в прошлом.
— Обрезание жиды устроили? — вытянул голову из–под стола Крабич. — Могу и твоей крови за Беларусь выпить.
— Накапай ему, — сказал Шигуцкий. — Пусть выпьет.
Крабич передумал, скривившись.
— Ага… Хуй я из хуя выпью…
Ростик стал подбирать с пола все, что разбросал.
— Придурок он… И давно знаю, что придурок, и все забываю… Разбираюсь с ним, как с нормальным… Давай в клинику отскочим, Роман?
Может, и нужно было бы доктору показаться, но не вилкой же в такое место раненному…
— О! — как будто только что вспомнил о чем–то важном кандидат в депутаты. — У меня свояк — хреновый доктор…
— Спасибо, — попытался я присесть. Болеть болело, но уже не так остро, не насквозь. — Обойдется…
— Да я не к тому, — произнес, наконец, больше, чем одну фразу, Красевич. — Свояк про это истории рассказывает — живот надорвешь. Привозят как–то бабу оглоушенную и мужика с перекушенным. Баба без памяти, у мужика спрашивают: что да как? Оказалось, они сутки друг с друга не слазили, личный рекорд установить хотели. А захотели есть. И он на кухню, блины печь. Он их печет, на сковородке подкидывает, переворачивает так, а она подползла… ну, рекорд ведь установить… и посасывает. Он глаза закатил… ну, сладко… и блин с огня мимо сковородки ей на спину шмяк! Она и грызнула! А он с размаха ей сковородкой!.. О!..