Она встала на колени и заглянула в него. Он вновь отметил, как она похожа на кошку: любопытная и довольно симпатичная девочка, широко раскрыв глаза, рассматривала сансоку данго. Он не мог винить её: они были самыми лучшими. Она протянула маленькую ручку к палочке и, прежде чем взять её, стрельнула глазами в его сторону, будто спрашивая, уверен ли он. Данго прилипло к упаковке, и она потянула его, чтобы освободить лакомство.
— Спасибо, — пробормотала она.
— Пожалуйста.
Она ещё немного подержала данго в руке, не сводя глаз с трёх разноцветных шариков.
— Я больше всего люблю зелёные, — сказал он, надеясь хоть немного растопить лёд. Он вытащил палочку и держал её перед собой.
Наконец она улыбнулась.
— А я розовые.
— Подходит к цвету твоих волос.
— Это с-странно? — спросила она, и её щёки залил румянец.
«Да», — хотел сказать он, но не шевельнул губами. Вместо этого он склонил голову набок, будто изучая цвет с особой тщательностью, а затем улыбнулся.
— Это необычно, но мне нравится, — сказал он, радуясь, что ему не пришлось лгать.
Её румянец стал ещё ярче.
Тут ему в голову пришла мысль.
— Над тобой издеваются из-за цвета волос? — спросил он.
— Иногда.
А. Он обнаружил причину, по которой она плакала. Решив потянуть за ниточку, он наклонился и спросил:
— А из-за чего ещё?
Она прикусила губу и, казалось, обдумывала его вопрос.
— Меня называют… большелобой, — призналась она, прижимая колени к груди. Итачи поднял бровь и осторожно приподнял розовые локоны, долго изучая её лоб, театрально осматривая то слева, то справа.
— По-моему, всё нормально, — сказал он, убирая руку.
Её нижняя губа задрожала, в уголках глаз появились слёзы. Он подбирал слова утешения, но в этот момент услышал своё имя. Он посмотрел в сторону тренировочного поля, на котором должен был встретиться с Шисуи. Как вовремя. Он никогда не умел утешать. Он встал, отряхнул пыль со штанов и подобрал пакет.
— Мне нужно идти, — сказал он. — Ты знаешь дорогу домой?
Девочка кивнула.
— Береги себя, — сказал Итачи, слегка махнув рукой.
Он прыгнул в листву цветущей вишни, прямо на ветку, и перепрыгивал с одного дерева на другое, пока не приземлился на втором тренировочном полигоне. Шисуи сидел на корточках посреди поляны, жуя кусок сушёной рыбы, и оживился, когда заметил Итачи.
— Не похоже на тебя — опаздывать, — сказал Шисуи, приподняв бровь.
— Я наткнулся на плачущего ребёнка.
— На какого? — спросил Шисуи, доедая рыбу.
— Одну из одноклассниц Саске. С розовыми волосами.
— А, Розочка, — сказал Шисуи, вставая и опуская кулак в ладонь. — Знаю такую.
— Розочка?
— У неё розовые волосы, — сказал Шисуи в качестве объяснения. Он посмотрел на пакет. — Это и есть знаменитые данго?
Итачи кивнул и, порывшись в пакете, вытащил контейнер. Передав его Шисуи, он схватил свой набор кунаев, запихнул пустой пакет в рюкзак и выпрямился.
— Ты принёс мне одно данго? — спросил Шисуи, широко раскрыв глаза и глядя на единственную оставшуюся палочку. — Одно?!
— Три. Я только что поделился одним с Розочкой, — Итачи схватил свой кунай и помчался в лес, зная, что Шисуи последует за ним.
— Не раздавай мои данго всяким розоволосым девчонкам! — возмущённо завопил Шисуи.
Итачи улыбнулся, надеясь, что девочка добралась до дома.
***
— Вон там! Это он.
Две домохозяйки, делавшие покупки на рынке, даже не пытались понизить голос, глядя на него.
— Старший мальчик Учиха. Похоже, после того случая теперь он глава клана.
— Вырезали? — прошептала другая, прикрыв рот ладонью, когда Итачи потянулся за персиками. — Именно это я и слышала. Всех?
— Его нашли убаюкивающим младшего брата в нескольких улицах от квартала. Можешь себе представить?
Итачи притворился, что не слышит их. Он выбрал несколько пухлых помидоров на прилавке, подошёл к продавцу и, сунув несколько рё в руку мужчины, вышел на улицы Конохи.
Он избегал главной улицы, но шёпот преследовал его даже на самых тихих дорожках, всегда любопытный и восторженный, но никогда не сочувствующий. Это было хорошо. Итачи не заслуживал сочувствия. Даже сейчас он балансировал на грани нервного срыва, единственное, что не давало ему развалиться — очень грустный восьмилетний мальчик.
Идя по улице Фудзимото, Итачи опустил голову, чтобы избежать нежелательных взглядов, и поднял глаза только тогда, когда его внимание привлёк клочок бумаги на витрине магазина. Ярко-красное объявление о продаже квартиры.
«Точно. Мы больше не можем оставаться в квартале», — понял он, подходя ближе, чтобы рассмотреть листовку. Это была большая квартира, чересчур для двух мальчиков, но он мог себе её позволить на зарплату капитана АНБУ.
За магазином он обнаружил лестницу, ведущую наверх. Перехватив покупки поудобнее, он поднялся по ней, радуясь возможности уйти от шёпота, и вышел на аккуратную лестничную площадку. Пожилая женщина подметала пол перед дверью.
— О, юноша, ты заблудился? — спросила она, поправляя на носу очки с толстыми стёклами.
— Я насчёт квартиры.
Женщина подняла бровь, долго смотрела на него, потом пожала плечами и повернулась. Недавняя война оставила многих маленьких детей и подростков, таких как он, без родителей. Очевидно, она перестала задавать вопросы. Она жестом пригласила его войти.
— Три спальни, отдельная ванная комната в хозяйской спальне и отремонтированная кухня. Стоимость аренды вы видели. Осматривайся.
Он прошел мимо неё, сбросил ботинки и шагнул внутрь. Квартира выглядела безукоризненно чистой, с тёмными деревянными полами, напомнившими ему о главном доме в квартале Учиха. Итачи поставил бумажный пакет с продуктами на мраморную кухонную стойку и вышел в коридор, любуясь большими окнами, расположенными с одной его стороны. Он заглянул в первую комнату и обнаружил хозяйскую спальню. Спальня была большая, залитая солнечным светом, к ней примыкала большая ванная. В следующей комнате располагалась спальня поменьше. Он остановился, держась за медную дверную ручку.
Она выглядела точно так же, как спальня Саске в главном доме.
Прошагав к выходу, Итачи обнаружил подметавшую пол пожилую женщину и вытащил бумажник.
— Я беру её.
Она кивнула и взяла вложенные ей в руку деньги.
— Добро пожаловать. Как тебя зовут?
— Учиха Итачи.
Он сделал вид, что не заметил, как её глаза расширились, а челюсть отвисла. Она взяла себя в руки.
— И когда ты въедешь сюда?
— Прямо сейчас, — сказал он и принял переданный ему ключ. Она бросила на него ещё один удивлённый взгляд и дала ещё несколько инструкций, в том числе когда платить за квартиру. Затем он вернулся в дом, наполнил холодильник продуктами и сел за кухонный стол.
Не было слышно ни звука: в доме было пусто и тихо.
Это хорошо, решил он.
Здесь у него не было вспышек воспоминаний о том, как его мать, пахнущая свежим бельём и зелёным чаем, готовила у плиты в старом фартуке. Здесь его не мучили воспоминания о доброй и нежной женщине, державшей его за руку, когда они вместе ходили по магазинам, целовавшей его в лоб перед тем, как он отправлялся на важную миссию, несмотря на его возраст, крепко обнявшей его, когда он рассказал ей о своём повышении в АНБУ.
Стоявшей перед ним на коленях, не говоря ни слова, без гнева, без страха, позволяя ему убить себя.
Он сжал кулаки на коленях, борясь со грозившими пролиться слезами.
Взглянув на часы, он понял, что пора забирать Саске из академии.
Встав, Итачи ещё раз оглядел дом.
— Это хорошо, — сказал он, словно пытаясь убедить самого себя, а затем вышел на Фудзимото-роуд и направился к академии. Он прибыл как раз вовремя, чтобы услышать мягкий звон колокольчиков и восторженные крики высыпавшей на площадку ребятни. Он сунул руки в карманы и встал за забором, подальше от заботливых родителей, ожидавших своих детей.
Итачи смотрел, как из академии появлялся ребёнок за ребёнком, пока не увидел младшего брата. Саске, опустив голову и засунув руки в карманы, шёл по детской площадке, без сомнения, стараясь не обращать внимания на те же самые шепотки, что преследовали и его последние две недели.