6. Смертельное пробуждение
Все эти раздумья и предстоящие хлопоты так утомили Нектова, что он уснул. И увидел он сон. Не вещий, не зловещий, но какой-то странный. Впрочем, бывают ли сны не странные? На то они и сны.
…Он помолодел сразу на много тысяч лет. Помахивая тросточкой, легкой походкой идет по лесной тропинке. Саблезубые тигры и многометровые удавы почтительно уступают ему дорогу. Мощные гориллы, дружески улыбаясь, протягивают ему какие-то сочные экзотические плоды – чем богаты, тем и рады. Звери ведь не дураки, они отлично понимают, что он – Коллекционер.
Лес кончился. Нектов входит в селение. На порогах пещер мирно сидят неандертальцы и троглодиты обоего пола. Еще длится первобытная эпоха, но уже забрезжила заря цивилизации: человечество научилось курить. Нравы смягчились. Люди перестали охотиться на беззащитных мамонтов и переключились на овощеводство и людоедство. Окрестные поля засеяны табаком, капустой и горчицей.
У крайней пещеры в каменном кресле сидит мужчина. У него – мощный торс и добродушное лицо; чем-то он смутно похож на «Дядю Костю». Во рту у него – папироса. Перед ним, на гранитном столе, – кремневый топорик и – о радость! – папиросная коробка. Надписи на этикетке нет; на ней смелыми штрихами в духе наскальной живописи изображена улыбающаяся неандерталка. Нектов мгновенно сознает, что если он заимеет такой уникальный экспонат, он сразу затмит всех коллекционеров Земли. И тут он слышит голос неандертальца:
– Кореш, коробка будет твоей. Но в обмен на нее я тебя съем. Я – людоед-товаровед, а ты – мой завтрак и обед. Решайся, не впадая в дрожь, – и экспонат приобретешь!
– Но если ты меня съешь, то этикетка не станет моей, поскольку меня как такового не станет, – дипломатично отвечает Нектов и, предчувствуя серьезные и плодотворные переговоры, садится на гранитную табуретку по другую сторону стола. И снова слышит неторопливый голос:
– Задумайся, мой добрый визави, и логику на помощь призови! Согласно правовым процессуальным нормам, в тот самый миг, когда моим ты станешь кормом, коробка перестанет быть моей – и станет юридически твоей. Притом зачти как плюс: тебе, в итоге сделки, впредь будут не нужны лекарства и сиделки.
Ничего не скажешь, доводы неандертала звучат убедительно. Нектов уже готов согласиться на этот взаимовыгодный товарообмен. Но тут кто-то нервно, дробно стучит в дверь – и настает обидное пробуждение.
– Кто там? Войдите! – сердито произнес коллекционер. В комнату, кренясь, как торпедированный линкор, вошел рослый, полный заплаканный человек. Спросонок герой мой даже не сразу и опознал в нем сантехника Дрекольева: куда делась его победоносная, горделивая выправка! Но это был он, самозабвенный собиратель мыльных оберток.
– Да что с вами, Сергей Петрович? – удивился Нектов. – С Аней что-нибудь? Или опять на вас коллективную жалобу накатали?
– Уж лучше бы сорок жалоб!.. Нет больше «Русалочки»! И вся коллекция погибла!.. Пришел с работы – и, как всегда, первым делом сейф свой самодельный открыл – полюбоваться. А там – сплошная белизна…
– Досадный случай, – тактично откликнулся Нектов. – Но не падайте духом. Со временем соберете новые э… так сказать, экземпляры.
– Где, где соберу?! Все всюду побелело… – прорыдал Дрекольев. – Поверьте, теперь все мыловаренные заводы остановятся. Какой смысл выпускать туалетное мыло, если нет художественной упаковки?!
– Не мылом единым жив человек, – вразумляюще изрек Нектов. – Не хотите ли, Сергей Петрович, кагора отведать, а заодно и на мое приобретение полюбоваться?
Но Дрекольев не слушая, у него свое было на уме.
– Нет «Русалочки», «Майского утра» нет, ничегошеньки нет… – бормотал бедняга. – Собирали мы с вами, Василий Павлыч, чудеса чудесные, а теперь у нас – фига с маслом…
Он умолк, ожидая дружеского сожаления, сочувственных вздохов, но ничего такого не дождался и понуро покинул комнату. «Почему мы, почему у нас?» – с презрительным удивлением подумал Нектов. Этот чудак вообразил, что если обесцветились его мыльные бумажки, то и мои этикетки должны обесцветиться! Наивное существо! И все-таки жаль его. Его беда в том, что он выбрал неверное направление. Если бы он…