- Сколько Хлюпик людей-то перекусает за миллион лет! - воскликнул он вроде бы ни к селу ни к городу.- Не счесть! Десять дивизий!
- На поводке его теперь надо держать, чтоб не выбегал на улицу,высказалась тетя Лира.- А то кто-нибудь возьмет да пристукнет.
- Купит, купим поводок, Лариса! - заверил дядя Филя.- Сперва кожаный, а там, глядишь, и до золотой цепочки дело дойдет… Мы, будь уверена, не только по годам, а и по деньгам в миллионеры выйдем!.. И пора думать нам о каменном доме. Не годится нам в деревянном жить по нашему-то нынешнему званию.
- С каких шишей каменный-то построишь? - хмуро возразила жена.
- Экономить будем, копить будем. Временно во времянке поживем, а сюда дачников пустим. Сперва пожмемся - зато потом развернемся. Времени у нас впереди много.
- Ой, умирать-то как будет страшно, миллион лет проживши… За тысячу лет до смерти дрожать начнем,- вздохнула тетя Лира.- Уж и не знаю, добрый ли мы подарок получили.
- Оставь эти разговорчики,- одернул ее дядя Филя.- Другая бы от радости плясала, а ты ноешь.
- Ладно, ладно, не буду… Пойду поросенка покормлю.
- Вот это дело. За Хлюпиком и поросенком теперь особый уход нужен. И к ветеринару надо их сводить, зарегистрировать возраст. Сейчас мы о своем долгожительстве помалкивать будем, а потом, когда нужно, всему миру объявимся. И в доказательство ученым вечную собаку покажем…
- И вечную свинью подложим,- вмешался Валик.- Но имя дать надо. А то "поросенок" да "поросенок", а ведь он наш товарищ по бессмертию.
- Прав ты. Валик, прав! - согласился дядя Филя.- И ведь свиньи - они умные, они в цирке-то что вытворяют - буквы узнают! А наш-то за такие годы ума наберется - извини-подвинься!
- Ему нужно создать культурные условия: трансляцию в сарайчик провести, азбуку там повесить…- не то в шутку, не то всерьез высказался Валентин.За миллион лет он, может, доцентом станет, до докторской степени дохрюкается. Ему надо международное имя дать. Например - Антуан. Его крестить надо.
- Это уж богохульство будет. В Бога не верю, но богохульства на своей жилплощади не допущу,- твердо заявил дядя Филя.
- А мы не по-церковному, а по-морскому, как корабли крестят. Бутылку шампанского о нос разбивают - и корабль окрещен.
- Нет, не позволю! Так и убить животное можно. И посуду бить не годится. Посуду уважать надо!
В эту минуту Хлюпик, спокойно лежавший на полу, вдруг залился лаем и, опустив хвост, кинулся к двери. Учуял, что кто-то идет.
Мы все вышли из дома. От калитки к крыльцу шагала почтальонша тетя Наташа. Что-то настороженное, замкнутое угадывалось в ее лице и даже в походке.
- Срочная телеграмма,- сказала она.- Плохая.
В телеграмме сообщалось, что мать и отец Валика погибли на станции Поныри вследствие несчастного случая. Позже выяснилось, что смерть их была и случайна, и нелепа: они, перебегая через запасный путь, попали под маневровый локомотив. Оба были трезвы; они вообще спиртного в рот не брали.
Горе Валентина описывать не стану. Скажу одно: не будь он долгожителем, он бы легче перенес несчастье. Людям свойственно выискивать причинные связи даже между событиями, которые меж собой никак не связаны: Валик решил, что смерть родителей - это отместка судьбы ему за то, что он стал миллионером. И это надломило его, исковеркало его характер.
В недалеком будущем и меня ждала беда. И виновником ее стал я сам, тут уж не отвертишься.
Когда я вернулся из Филаретова в Питер, я несколько дней ходил и думал: с одной стороны, Бываевы дали мне выпить экстракт именно в расчете на мое молчание, но, с другой стороны, не грешно ли утаивать от матери такое важное событие? Наконец решился. Взяв с матери клятву, что никто на свете не узнает от нее того, что я ей открою, я рассказал все.
Странное действие произвел на нее мой рассказ. Она, кажется, даже не очень удивилась, только побледнела и тихо сказала:
- Я всегда подозревала, что с тобой случится что-нибудь подобное.
Теперь-то я понимаю, что не следовало мне делиться с нею моей тайной. Ведь у матери был врожденный порок сердца, а сердечникам неожиданные известия, даже и радостные, добра не приносят. Для меня до сих пор загадка, поверила ли она в мое миллионерство или решила, что я болен психически. Отношение ее ко мне изменилось, хоть она и старалась не показать этого. Она стала заботливее ко мне, и в то же время какая-то запуганность появилась в выражении ее лица, в движениях. Что это было: боязнь за меня или боязнь меня? Через одиннадцать дней она скончалась от инфаркта. Ее похоронили за счет жилконторы, в которой она работала,- рядом с отцом, на Серафимовском.
На кладбище загадочный уют, Здесь каждый метр навеки кем-то занят.
Живые знали, что они умрут, Но мертвые, что умерли,- не знают.
XXIII
Миновал год.
От матери остались кое-какие вещички, я их в комиссионку сдал, да три тысячи с ее сберкнижки мне по наследству перешли,- так что на жизнь мне пока хватало. Я спокойно окончил школу, в вуз не торопился. Постановил для себя так: два-три месяца посвящу исключительно поэтическому творчеству, потом на работу куда-нибудь поступлю, потом действительную отслужу - а уж потом займусь высшим образованием.
Теперь я частенько встречался с Валентином - как-никак, оба миллионеры. После гибели родителей он сразу же бросил школу и пристроился в киностудию. Он там был не то разнорабочим, не то просто на побегушках, но считал, что в дальнейшем его повысят и даже возвысят. Однажды он признался мне, что задумал сценарий и сам Колька Рукомойников пророчит ему успех. Всех кинодеятелей Валик (в разговоре со мной) звал уменьшительными именами и речь свою пересыпал киношными словечками: "смотрибельно", "волнительно", "не фонтан", "лажа". Зарабатывал он мало, но за родителей получил большую страховку и в то время был при деньгах. Завел какие-то куртки пижонские, ботинки на толстенных подошвах, курил дорогие сигареты и иногда бывал чуть-чуть под хмельком. Но именно чуть-чуть; пьяным я его в ту пору ни разу не видал. Он говорил, что приходится выпивать за компанию - надо наводить мосты с нужными людьми, в киноискусстве без этого нельзя.