- А где он сейчас кантуется? - спросил я.
- А пес его знает. Я давно его не видела и видеть не желаю. Говорят, его каждое утро у "Восьмерки" застать можно.- Она пояснила, что так в просторечии называется гастроном, расположенный недалеко от Садовой улицы.
Я вежливо попрощался и для очистки совести побрел к этой самой "Восьмерке". Конечно, пустой номер: Валика я там не встретил, время-то было дневное. Свадьбу мы справили без него. А потом начались всякие хозяйственные дела и, главное, обменные, они очень много времени отняли. В конце концов мы с Клавирой (это так я ее имя переделал) неплохо съехались в одну коммунальную, но уютную квартиру, и тоже на Петроградской стороне, на Гатчинской улице. На все это год ушел. Потом первенец родился, опять волнения, хлопоты… Тут не до старых друзей-приятелей.
Но вот наконец в одно субботнее утро направился я к пресловутой "Восьмерке". На этот раз мне повезло. Впрочем, тут это слово не вполне подходящее. Валика я встретил. Но какого Валика… То была последняя наша встреча.
Я пришел около одиннадцати. У двери винного отдела уже стояла группочка желающих опохмелиться.
Пред жгучей жаждой опохмелки Все остальные чувства - мелки!
Эти люди были меж собой запанибрата, звали друг друга по именам, по кличкам; слышались специфические шуточки. Я спросил одного из алкашей, не знает ли он моего дружка,- назвал ему имя и фамилию Валика, описал внешность.
- Так это, наверно, Валька-миллионер! - ответил тот.- Его здесь каждый знает. Он, гадючий глаз, как наберется, так орет: "Вы все подохнете, а я еще миллион лет проживу! Я миллионер!.." Трепло изрядное. Ясное дело, он и сегодня припрется.
Действительно, Валентин не заставил себя ждать. Но что с ним стало! Не так уж долог был срок нашей разлуки, но как скрутил его зеленый змий! Бледно-одутловатый, ссутулившийся, в мятом поношенном плаще, в брюках с бахромой, он подошел к ожидающим алкогольной отрады, не заметив меня.
- Миллионер - дитя вытрезвителя!.. Миллионер к князю Опохмелидзе в гости пожаловал! - послышались шутовские возгласы.
Валик молча стоял на осклизлом асфальте, смиренно опустив голову. Нет, не подшучивания эти угнетали его, а что-то другое. Я шагнул к нему, но в этот миг два красноносых мужика, торопливо шедшие мимо, подмигнули Валентину, и он присоединился к ним. А я последовал за этой компашкой. Из их разговора я узнал, что в "парфюмерном тройник выбросили" и что это им как раз по деньгам. Это известие меня очень даже огорчило. Не буду врать, я тоже не святой, в праздник не прочь приложиться. Но чтоб одеколон в глотку себе лить - это никогда! И я тогда, на заре юных миллионерских лет, очень испугался за Валентина. Я кинулся к нему, положил руку на его плечо и сказал:
- Валик, пойдем со мной!
Он остановился, вылупился на меня как на чужого. Потом узнал.
- Пауль! Откуда ты свалился?! Поставишь чарку?
- Ладно уж, поставлю.
Те двое, не задерживаясь, целеустремленно потопали вперед, а мы остались стоять на тротуаре. Я начал было рассказывать о своей женатой жизни, расспрашивать Валика о его житье-бытье, но он прервал меня:
- Идем вот в то "Мороженое", там хоть сухача выпьем для разговора. А то язык не ворочается.
Перейдя через улицу, мы вошли в "Мороженое", заняли столик в уютном уголке. Я взял по стакану каберне и по паре конфет.
- Конфеты-то с утра ни к чему,- поморщился Валентин, торопливо выпив свою порцию.- Мне бы повторить… Повторение - мать учения.
Я принес второй. Валик приободрился. Даже важность какая-то в нем проявилась.
Опорожнена посуда - Началось земное чудо!
- Вот так и живу! - с вызовом изрек он.- И не хуже других!
- Хуже! - возразил я.- Глаза бы мои не глядели…
- Ты что?! Поставил мне два граненых с этой слабятиной мутной - так думаешь, и поучать меня заимел право?! - окрысился он. Его всего аж перекосило; нервы, видать, поистрепались.
- Я к тебе по-хорошему, Валик. В порядке миллионерской взаимопомощи. Я тебе добра хочу.
- Хочешь добра - выдели еще стаканчик!
Делать нечего, я взял ему третий. Этот он осушил уже не залпом, а глоток за глотком. И сразу скис, заныл, начал катить телегу на товарищей по бывшей работе: они его недооценили, в душу ему нахаркали. Затем стал капать на жену: она его прогнала. Вот у тебя, Пауль, имеется задрыга - извиняюсь, подруга жизни,- а у меня нет.
Ты с изящною женою Дремлешь, баловень толпы,А со мною, а со мною Делят ложе лишь клопы.
Он долго жаловался, что у него теперь твердой работы нет. Он по негласной договоренности сторожит один склад, он, в сущности, на подачки живет. Обманула его жизнь…
Я тоже посетовал ему на трудности своей творчески-поэтической жизни, на недооценку меня критиками.
Не забудь, что ты не Пушкин, И не лезь тягаться с ним,Кирпичом по черепушке Мы тебя благословим!
- Пора мне в свой особняк идти, в пристанище миллионера,- заявил Валентин.- Приглашаю тебя. Увидишь, до чего меня люди-людишки довели. И хобби свое покажу. Причуду миллионера увидишь.
Мы вышли на улицу. Первым делом Валик потянул меня к той же "Восьмерке".
- Это и есть твое хобби? - подкусил я.
- Не топчи меня! Питье - это моя основная профессия. Хобби у меня другое.
Я взял пол-литра "Старки", купил полкило докторской и триста граммов сыра. Потом мы зашли в булочную и отоварились хлебом.
Заявляйтесь в мой дом. поскорее, И с собой приносите дары; Гастрономия и бакалея - Две любимые мною сестры!
Затем Валентин повел меня в какую-то узкую улочку.
- Вот и приехали! - объявил он.- Пожалте в мои апартаменты!
Перед нами высился старинный трехэтажный особняк. Подвальные окошечки его были забраны фигурной чугунной решеткой, а рамы на всех этажах - выломаны; проемы окон чернели пустотой.
- Не пужайся, дом на капремонт пошел, но склад пока что еще существует; подвал тресту нежилого фонда подчинен,- пояснил Валик.
Мы вошли в безлюдный, заваленный всяким хламом двор и остановились перед обитой железом дверью, на которой висел огромный амбарный замок. Валентин с ответственным видом полез в карман, вынул ключ и отворил дверь.
- Осторожно, тут четыре ступеньки! - предупредил он. Затем снял с невидимого гвоздя лампу "летучая мышь", зажег ее и повел меня за собой.