- Вадим, это к тебе! - крикнула она в коридор.
Шефнер вышел, пригласил меня в свой кабинет. Там стоял письменный стол - почему-то совсем голый, ничего на нем не стояло и не лежало. Еще я запомнил невзрачный секретер, диван, три кресла, столик с пишущей машинкой. Вообще - обстановка не ахти какая. Правда, много было стеллажей с книгами.
На одной стене, в просветах между стеллажами, висели изображения парусников и военных кораблей, на другой - вперемежку - портреты Достоевского, Пушкина, Гоголя, Блока, Тютчева, Заболоцкого, Булгакова, большая фотография Зощенко и портрет какого-то полного мужчины в старинном завитом парике. Я спросил у хозяина, кто это такой.
- Джонатан Свифт,- ответил Шефнер.- Разве вы его не читали?!
Я честно ответил, что в детстве прочел "Гулливера", но в той книжке портрета автора не имелось. Тут Шефнер сказал, что я обязательно должен прочесть Свифта в полном академическом издании, потом перескочил на Герберта Уэллса, потом вдруг заговорил об Одоевском - это, мол, не вполне оцененный писатель. Затем завел похвальную речь о Рэе Брэдбери, Станиславе Леме, о братьях Стругацких… Потом понес какую-то муть насчет того, что в фантастике должны действовать самые обыкновенные люди и что всякая хорошая фантастика в какой-то мере всегда автобиографична. Мне до всего до этого было как до лампочки.
- Вадим Сергеевич,- вежливо прервал я его.- Мне, ей-богу, не до фантастики. У меня на поэтическом фронте прорыв, да и все будущее - под вопросом. Я вам сейчас о самом себе факты выложу.
- Ну, выкладывайте,- как-то нехотя согласился он.
Я начал рассказывать все без утайки, начиная с детства. Рассказал о матери и об отце, тете Лире, дяде.Филе, Валентине. О том, как мы стали миллионерами и что из этого вышло. Шефнер слушал внимательно, порой вставлял наводящие вопросы. Я понял: он мне поверил; ясное дело, в уразумении моей особой ситуации ему помогли его полубредовые повести и рассказы. Я говорил долго, Екатерина Павловна нам дважды чай приносила за это время.
- Сложная история,- подытожил Шефнер.- В отношении поэзии вашей ничего вам посоветовать не могу. Но уверен, что в том оползне событий, который вы вызвали, лично вы ничуть не виноваты. Вы - пылинка, подхваченная бурей случайностей.
- Ну а вот экстракт этот вы, Вадим Сергеевич, выпили бы? Только по-честному отвечайте!
- В молодости, пожалуй, выпил бы сдуру,- признался он. Потом добавил: - А в нынешнем моем пожилом возрасте, хоть и жить осталось с гулькин нос, не стал бы пить. Потому что перебор в игре - это не выигрыш.
- Это вы, Вадим Сергеевич, так, для красного словца. Легко отказываться от того, чего вам не предлагают… Меня во всей этой катавасии больше всего угнетает не то, что я стал полубессмертным, а то, как я им стал. Ведь я брата родного угробил, с того все и началось.
- Кто знает, может быть, вы еще и встретите своего брата.
"Ну и трепло! - мелькнула у меня мыслишка.- Я с ним по-серьезному, а он вола вертит". Но вслух я возразил ему так:
- Вы что, в Бога, что ли, верите, Вадим Сергеевич?! В рай небесный верите?!
- Я верю во множественность миров,- строго ответил Шефнер.- Я вам сейчас одну цитату выдам. Из труда одного неглупого человека.- Он подошел к стеллажу, взял оттуда книгу (автора и название я запамятовал) и прочел из нее нижеследующее:
"Признав пространственную бесконечность Вселенной, мы должны признать и бесконечную множественность миров. Если думать дальше, то среди этого бесконечного количества солнц и планет разбросано бесконечное же количество миров, в чем-то или во всем подобных нашей Земле. Среди этих геоподобий, несомненно, имеются и миры с зеркальной вариантностью".
Я вдумался в эти слова, оценил их суть,- и тут у нас с Шефнером беседа пошла уже на полном серьезе, без всякой там фантастики.
- Выходит, что где-то есть такая планета, где все как на нашей - только наоборот? - высказался я.- И значит…
- И значит, там не Павел убил Петра, а Петр Павла. Там вы можете найти своего брата. С ним там произошло все то, что с вами произошло здесь. И вот вы пожмете друг другу руки и отпустите друг другу невольные грехи ваши… Всего вернее, что встреча ваша произойдет не на той "зеркальной" земле, где живет Петр, а на какой-то промежуточной планете, которая находится точно посредине между нашей Землей и землей вашего брата. Но возможны и варианты…
- А ведь это здорово! - всколыхнулся я.- Извините, Вадим Сергеевич, я сначала подумал, что вы треплетесь, баланду разводите, а вы, можно сказать, луч надежды мне зажгли.
- Это очень слабый луч, учтите,- предупредил Шефнер.- Может быть, вы погибнете…
- Все равно - лучик-то светит! Вы мне цель жизни подбросили!.. Лет через сто-полтораста люди наверняка к дальним планетам полетят, а мне дожить до того времени - плевое дело. Доживу - и стану мотаться по разным дальним мирам - глядишь, где-нибудь и состыкуюсь с братом родным. И в день этой встречи вернется ко мне творческая поэтическая сила!
- Ну что ж, надейтесь. Надежды - сны бодрствующих, как сказал один мудрец… Вот только плохо, что от вас каким-то мутным пойлом попахивает.
Не пейте вы бормотухи всякой, а то, невзирая на миллионерство, быстро загнетесь.
- Я теперь себе сухой закон объявлю! - воскликнул я.
- Ну, это уж перехлест. Все равно закон этот вы нарушите, и на душе будет тяжко, и выпить опять захочется.
Кот поклялся не пить молока, С белым змием бороться решил, Но задача была нелегка - И опять он, опять согрешил.
…Я это по своему опыту знаю: когда-то за воротник сильно закладывал, в алкаши катился. Потом одумался… Но закаиваться не надо: жизнь - поездка дальняя, и на больших станциях иногда не грех осушить бокал. Однако пить на каждом полустанке - просто глупо.
- Спасибо за совет и беседу, Вадим Сергеевич. Если хотите - можете всю эту мою историю в свою прозу вставить. Я вам полную свободу действий даю. Разве что имена замените, а так катайте все как есть.
- Спасибо, может, и приму этот подарок.
Через несколько лет он прислал мне книжку прозы своей сказочной - с автографом даже. Адрес через справочный стол разузнал! Но книга пришла за день до моего отъезда в Гагры, мне путевку дали в санаторий общего типа,так что за чтение приняться я не успел. Потом в Гаграх получаю письмо от Клавиры, и она там наряду с прочими вестями сообщает, что начала было читать книгу - и бросила. Наворочено там всякого, и не понять, что к чему и кто кому должен. Мол, через такую, с позволения сказать, фантастику в дурдом загреметь можно.