— Подшибли, подшибли старикана, — покачал головой Белобрысов. —
…А может, он всех обидел, — продолжал Павел. — Видать, это профессор. Мало ли, изобрёл какие-нибудь пилюли, все на них набросились, а потом вдруг болеть стали…
С площади мы свернули на широкую улицу, ведущую в сторону, противоположную океану. Пройдя с километр, остановились возле двухэтажного здания, на крыше которого маячила объёмистая платиновая цистерна. Дом этот пострадал от времени и непогоды менее, нежели соседние; в некоторых его окнах даже стёкла уцелели. Решив заночевать здесь, мы переступили через упавшую с петель дверь. Люксптица висела над улицей, но тут было темно, мы приказали чЕЛОВЕКУ светиться.
— Вам светиться буду, но впереди вас идти не буду, боюсь, подрагиваю я, — заявил «Коля».
— Вот заячья душа! — возмутился Белобрысов. — Ну и тащись позади, там тебя вернее кто-нибудь по чердаку долбанёт!
…Посреди холла высилось мраморное изваяние богини — русалки с венком на голове. На стенах пестрели мозаичные панно с изображениями птицедеревьев. Топочное отверстие камина было выполнено в форме широко разинутой рыбьей пасти. Уцелел стол из зеленовато-серого дерева, кресла с подлокотниками в виде клешнёй краба; однако мебель валялась в беспорядке, будто кто-то в панике метался по вестибюлю. В соседней гостиной, среди такого же хаоса, на полу лежали останки ялмезиан; мы насчитали одиннадцать черепов. (В ходе дальнейшего нашего пребывания на Ялмезе мы видели много останков, но, чтобы не огорчать Уважаемого Читателя, впредь упоминать об этом не буду.) По широкому пандусу, ограждённому резными перилами, мы поднялись на второй этаж и приступили к осмотру комнат. При каждой имелись ванная и туалет, в каждой наличествовала мебель. Судя по всему, мы находились в гостинице, предназначавшейся для пожилых постояльцев-инвалидов, — ведь иначе архитектор не запроектировал бы пандус, а ограничился лестницей; лестница отняла бы куда меньше полезной площади. Но когда я поделился этим соображением с Белобрысовым, он усмехнулся:
— Всё кругом — для инвалидов! Какая-то инвалидная планета, так, по-твоему, выходит?
— Вот хорошая комната, — прервал наш разговор Чекрыгин. — Здесь мы и заночуем.
— Не нравится мне она, — возразил Павел. — Я другую себе поищу.
— Нет, ночевать будем все в одной, — принимая во внимание общую опасность, распорядился Чекрыгин.
Я заметил, что, услышав это, Павел «скис» (его выражение). Ведь о том, что он храпит, знал только я, и ему не хотелось, чтобы об этом узнали остальные. Чтобы замаскировать своё смущение, он развил хозяйственную деятельность: приказал чЕЛОВЕКУ принести добавочные кровати из соседних комнат, затем кинулся в ванную и, к всеобщей радости, объявил, что в трубах есть вода — правда, очень застоявшаяся. (Наличие воды объяснялось тем, что на крыше здания имелась водосборная ёмкость.) Потом, вынув из контейнера продукты и водоочистительные таблетки, мой друг приступил к обязанностям кока, громогласно заявив, что
Едва мы приступили к ужину, как послышались резкие альфатонные сигналы. Чекрыгин включил приёмник и принял срочное сообщение от Карамышева с «Тёти Лиры».
«Только что получено известие, что в Южной поисковой группе, которая успела удалиться на девятьсот километров от корабля-базы, при высадке на берег погибли астрофилолог Антов и альфасвязист Донтелиус. По утверждению члена Южгруппы Коренникова, Антов скончался от туберкулёза, Донтелиус — от малярии. В районе их гибели замечены существа, имеющие внешнее человекоподобие, но не поддающиеся симпатизации.
Примите все меры самоохраны! Избегайте опасных контактов. Приказываю изъять плазменный меч у чЕЛОВЕКА и вручить его Кортикову — с правом введения в действие для охраны Севгруппы в пределах необходимой обороны».
Уважаемый Читатель! Я думаю, Вам понятно, как огорчила нас эта весть. Мало того что мы утратили ещё двух своих товарищей, — большая доля трагизма состояла и в том, что мы не знали подлинной причины их гибели. Более того, загадочность всё нарастала! Если кончину Стародомова и гибель Донтелиуса можно было (с большой натяжкой) объяснить тем, что, побывав до Ялмеза на других планетах, они несли в себе инфекцию, спонтанно проявившуюся на Ялмезе, то смерть Антова опровергала эту гипотезу начисто, ибо полёт на Ялмез был его первым — и, увы, последним полётом. Инкубационным носителем болезни он быть не мог, ибо туберкулёз ликвидирован на Земле более полутораста лет тому назад.
26. Знакомство с городом
Перед тем, как улечься спать, мы приказали чЕЛОВЕКУ перекрыть паутиной Василенко[22] коридор и тем обезопасить себя от чьего-либо неожиданного посещения. Я лёг на ту кровать, что ближе к двери, положив рядом с собой плазменный меч. Ночь прошла спокойно, по крайней мере для меня. Что касается Чекрыгина, то утром он пожаловался, что спал не очень хорошо.
— Два раза просыпался из-за вашего победоносного храпа, — сказал он, кивнув в сторону Павла. — Вот уж не думал!.. Несладко вам (он поглядел в мою сторону) с таким однокаютником!
— Я не замечал за Белобрысовым подобного свойства; очевидно, это временное явление, — заявил я, идя на умышленную ложь и тем самым нарушая Устав воистов. Но, Уважаемый Читатель, в Уставе есть и такой пункт: «Товарища защищай даже в тех случаях, когда это связано с моральным ущербом для тебя».
Через час мы отправились на поиски библиотеки.
Когда я прорезал плазмечом проход в паутине и мы вышли из коридора, нам бросилось в глаза, что на слое пыли, покрывавшей пандус, рядом со вчерашними отпечатками наших вечсапданов появились новые, чужие следы. Отдалённо они напоминали оттиски голой человеческой ступни — только были шире, грубее, размытее.
— Какая-то помесь медведя с гориллой хотела с нами познакомиться, — сказал Павел. — Хорошо, паутина помешала.
— Но почему сигнализатор охраны не сработал?! — с тревогой в голосе произнёс Чекрыгин. — Может быть, это ты виноват? — обратился он к чЕЛОВЕКУ.
— Напитал энергией прибор, проверил его заранее я, — стал оправдываться «Коля».
— Может, на этот раз «Николашка» и не виноват, — принял внезапно Белобрысов сторону чЕЛОВЕКА. — Может, эту животину, что ночью приходила, никакая радиотехника не расчухает.
Мы вышли на улицу.
За ночь погода изменилась. Ветер гнал на материк тяжёлые тучи. Издалека слышались удары валов, обрушивавшихся на берег; на Ялмезе нет приливов, но шторма там бывают очень сильные. Ветер завывал в оконных проёмах, отрывал от стен пласты отслоившейся штукатурки.
Мы шагали по городу, разглядывая здания, порой заходили внутрь. Время разрушило строения изнутри, наружная облицовка местами отвалилась, — и всё-таки они поражали прочностью, добротностью, обилием архитектурных украшений, порой весьма громоздких. На окраинных улицах дома выглядели скромнее, но и в них ощущался немалый запас прочности. Что касается лестниц, то их не имелось даже в многоэтажных зданиях. В большинстве случаев их заменяли пандусы, причём чем богаче был дом, тем меньше был наклон у пандуса, чем беднее — тем круче и неудобнее. В самых же бедных (но самых малоэтажных!) зданиях и пандусы отсутствовали; вместо них жильцы пользовались вертикальными шахтами, из стен которых торчали металлические скобы. В дальнейшем мы убедились, что ступени и ступенчатые архитектурные системы ялмезианским зодчим были неведомы.
22
Паутина Василенко — охранное вещество. Хранится в спецтубах в коллоидном состоянии. При соприкосновении с воздухом застывает, образуя сверхпрочные нити, которые можно разрушить лишь плазменной струёй.