И тут в голове Лада раздался голос:
— Не думай обо мне. Я в Посаде оборону держу. Чары злые и на город упали, но я пока справляюсь! Сокруши чародея заморского, и наше войско тогда в бой вступит!
Тут рядом с Ладом гоблин оказался. Шерсть Сэра Тумака была вся в крови, и он улыбался, оскалив зубы острые. Вдвоем с Сичкарем они прикрыли Лада по бокам. Метрах в десяти от змеюки их встретил плотный заслон. Получилось так, что нечисть посадская в клин вытянулась. В основании клина — войско посадское. А острие — Лад, гоблин и Сичкарь. Фланги клина хундустанцы стрелами осыпали, да только нечисти это было всё равно, лишь бы древки стрел не осиновые были! Супротив острия — Лада, гоблина и Сичкаря, пехота бовусская встала, щиты сомкнула и копьями ощетинилась. Да еще змеюка трехглавая, гидра заморская, пародия на Горыныча, зашипела и огнем харкать стала.
— Всё, дальше нам не пройти! — рычал Сичкарь, втаптывая в землю врага раненного, еще двоих на землю сбивая и пасть ужасную, зубастую, им показывая. — Заткни чародея, Лад!
Чародей на спине змеюки стоял, глаза закрыв. Слльный удар по голове свалил Лада на землю, но он тут же вскочил. Выхватил из голенища ножик, рукоять, из кожи набранная, удобно в руку легла. Вспомнил, Лад, как Донд ножи метал, вздохнул глубоко, присел, уходя от удара меча франзонского, подпрыгнул выше копья бовусского и метнул нож. Чародей словно захлебнулся песней черной своей. Нож в горло вошел ему. С секунду хватал он ртом воздух, потом повалился, скатился с шеи змеиной и падать стал. Тут змеюка и плюнул огнем прямо в него.
В следующий миг раздался глухой удар о землю. Это войско посадское, на полушаге застывшее, шаг этот завершило. И битва с новой силой закипела.
Сошлись человеки с человеками, а нечисть с нечистью билась!
Сичкарь разевал пасть свою да десятками глотал упырей вражьих. Ну, конечно, и ему кто-то по морде ужасной секирой лупил. Гоблин ведьм гонял. А лешие вурдалаков били. Маленький демоненок пыльный пробрался к обозу вражьему и подпалил гробы вампирские. Но от гордости и смелости собственной головой так завертел, что уши ветер подняли, и пламя погасло.
Яром прямиком к змеюке мчался — лицо в пене слюнявой! Да и как же здесь слюной не исходить, когда вокруг одна нечисть — своя и чужая! Но со своей позже разберемся, а сейчас надо заморскому чудищу такой трепки задать, чтоб во веки вечные на землю посадскую не выползало. Но только как рыкнет змей в его сторону, так Яром коня и поворотил! Хорошо, Наковальня поблизости оказался. Мечом огромным одним махом срубил он все три головы змеюкины.
Тут пыльный демоненок в воздухе появился, схватил голову одну и был таков! А через минуту в тылу ворога запылал пожар! Голова-то змея еще жила, слюной горючей брызгала... Ополченцы итайские схватились с пехотой бовусской. Те думали, что купчишек толстых один вид копий острых напугает, ну и ринулись на итайцев. Да не тут-то было. Ополчение итайское расступилось, пехота бовусская в пустоту провалилась, а с флангов на нее тут же бросились мастера рукопашного боя. Такого бовусцы не ожидали. Что же это за люди такие, если ногами бьют в головы, шлемами защищенные, и от ударов таких шлемы мнутся, как воск мягкий?! Через двадцать минут остались от пехоты бовусской лишь копья ломаные и щиты разбитые. Среди итайцев тоже потери были, но не в пример меньше.
Бригада мафиозная, совершив рейд по флангу поля, уничтожая всё на своем пути, оказалась в тылу врага, там, где размещался штабной обоз. Его охраняли спецназовцы. Те, которых Донд видел на озере Песчаном. И сошлись в поединке жестоком два отряда профессионалов. Разница была лишь в одном — мафиозники бились сейчас не за деньги, а за жизнь свою, и оттого были вдвое опаснее. Спецназовцы были вынуждены отступить, бросив штандарт и обоз штабной.
Через час войско вражье было рассеяно по лесам. Нечисть посадская в тех же лесах исчезла, и уж Сичкарь вряд ли кому дал уйти просто так...
Яром зычно объявил о победе, дружина звонко подхватила этот клич. Кузнецы снова в клин сбились и в Посад не спеша пошли. Рядом шагали итайцы, уставшие, но довольные. Им выпал случай показать мастерство свое, и они блестяще его продемонстрировали. Яром дружину в Посад галопом вел. Не терпелось ему сообщить совету: дружина посадская, под его руководством, одержала в бою жестоком победу!
Возле обоза штабного осталась бригада мафиозная, Наковальня, Лад и гоблин. Они с интересом рассматривали вещи в обозе, гадая — кто же снарядил армию против Посада. М. Уолт, раненый в плечо, перебирал бумаги из ларца резного и брови хмурил. Тут к ним подоспели Седобород и Комер-сан. Как только заткнулся чародей поганый, они оставили город на попечение совета и помчались на поле брани, уже зная о скорой победе. М. Уолт молча поприветствовал их и отдал бумаги. Комер-сан лишь мельком взглянул на них, и брови его дугой выгнулись. Седобород осмотрел раны М. Уолта, что-то сказал ему тихо, и тот отдал приказ своим людям:
— Возвращаемся в Посад. Обоз берем с собой. Донд, возьми команду зачистки и приведи в порядок здесь всё. Не хватало еще, чтоб в Посаде вампиры объявились.
Донд отобрал пятерых, телом покрепче, и пошел осматривать окрестности. Перед тем как уйти, он улыбнулся Ладу и гоблину, а Наковальне руку пожал. Это была высшая оценка профессионала. И Наковальня понял это.
Через неделю, в течение которой убитые были преданы огню погребальному, а у раненых раны затянулись, благодаря то ли ворожбе Седоборода, то ли травам его, совет посадский постановил: гулять праздник небывалый! Всем торговцам в течение недели торговлю не вести, а праздновать победу. В случае неповиновения штраф налагается огромный. А чтобы торговцы не особо беспокоились об убытках своих, из казны посадской будет выплачена каждому купцу сумма, равная среднему доходу за неделю! От щедрости такой все ошалели, даже сам Зуб, и молва побежала по землям посадским не только о победе в бою жестоком, но и о неслыханном богатстве Посада, града торгового.
Женщины при известии таком губки надули — опять мужики пьянствовать будут. Но Гадина успокоила их, сказала, что раз праздник будет всеобщий, то и им, бабам, на празднике том самое место. Пускай мужики полюбуются на жен своих, когда выйдут они в платьях модных, румянах ярких перед сборищем мужским! Женщины оценили затею и принялись готовиться к фурору!
Что говорить, праздник удался на славу. Жгли костры, музыка звучала повсюду, столы на всех площадях торговых полнились и ломились от яств разных. Чествовали кузнецов и итайцев, дружину посадскую и людей Мафии. Кое-где поднимались чаши и за нечисть, но таких было немного.
Зуб, придя в расположение духа необычайно благодушное, решил сперва отправить нечисти приглашение на праздник, да Седобород отговорил.
— Лучше отправь им в леса обозы, полные бочонков пива, баранины жареной да вина франзонского. Они, нечисть, тем и сдовольствуются.
Сказано — сделано. Ушли на заимку к гоблину десять обозов снеди всякой. У Сичкаря от такого аж слеза навернулась. Кровавая слезища, что является признаком здорового аппетита. Вспомнил он даже, как когда-то вытащил мальчонку одного из болотной топи. Было это давно, мальчуган тот теперь старый стал, в совете посадском заседал за главного и звался Зубом.
Гоблин всё же на праздник пожаловал. Но пировал лишь день. Потом вернулся на заимку, где нечисть вовсю пировала, сел в сторонке и пиво потягивал, мухомором солевым закусывая.
Вскоре присоединился к нему и Сичкарь.
— Дело сделано, да только жить по-старому теперь никто не будет, — изрек Партайгеноссе, плеснул в угли костерка пены пивной в честь брата старшего, Чер-Туя, и затянул песнь.
— Солнышко мое, солнышко лесное, где, в каких краях, встречусь я с тобою... А Ролосс-то у меня в денщиках теперь ходит, — заметил Сичкарь и снова завыл песнь про солнышко.