— А что узнавать-то? — спросил Наковальня.
— Всё. И кто против Посада игру грязную ведет, и кому Посад торговый мешает, и кто послов-шпионов послал, и что в будущем ожидать нам следует.
— Думаю, это одного человека затея. — Донд потянулся, зевнул и снова задремал.
Донд не спал. Смежил веки и слушал, что попутчики говорят. Он-то знал, где ворога искать. М. Уолт всё прекрасно расписал. Только говорить всего друзьям Донд пока не спешил.
Придет время — сами узнают. И Синдикат доволен останется, и угроза Посаду будет ликвидирована.
Звонкий свист прервал беседу. Перед обозом рухнула сосна высокая, дорогу перегородила, ветками ощетинилась. Наковальня едва успел вожжи натянуть, как выскочили из лесу разбойнички — братья лесные, молодцы удалые, законов не знающие. Донд не успел ножи метательные достать. В борт обоза рядом с ним две стрелы вонзилось. Понял он — зорко за ним следят.
Были разбойнички в лохмотьях старых, заросшие, нечесаные. Вмиг окружили обоз, мечи острые уперли в послов посадских и давай гоготать:
— Что-то мал сегодня улов. Купчишки средней руки попались. Товару не много.
— Зато люди знатные, — раздалось из лесу.
Вышел на тракт торговый вожак шайки лесной. Одет в чистый костюм заморского кроя, гладко выбрит, руки в перчатках кожаных. На поясе сабля франзонская болтается.
— Обозы в лес гоните, — распорядился он. — Людей связать и ко мне в палатку привести.
Вожак посмотрел на Лада и улыбнулся довольно. Вышла улыбка знакомой Ладу.
— Жадюга! — крикнул Лад. — Вот уж не думал, гнида, что встречу тебя на дорогах посадских.
— Времена меняются, — сплюнул Жадюга. — Нынче я на коне, а ты в грязи.
— Да как ты посмел, — взбеленился гоблин, — в леса посадские нос сунуть?! Или забыл Сичкаря?
— Ничего я не забыл! — огрызнулся Жадюга. — Будет время, и до Сичкаря доберусь! Колышком осиновым по хребтине его обязательно пройдусь. Ну, чего рты раскрыли?! Крепче вяжите гостей дорогих! — прикрикнул он на братию лесную. — Нечего с ними церемониться!
Связали послов и в лес повели. Лад ругал себя за гордость. Отказался он от эскорта дружины посадской. Вот и расплата за самонадеянность. А Донд понять не мог, как он так оплошал. Мечплугович ворчал насчет узлов крепких.
— Научились, окаянные, веревки вязать...
Гоблин зло озирался, запоминая тропки тайные в чаще лесной. Оплошность допустили разбойники — глаза пленным не завязали. Упускать такой шанс гоблин не собирался. Запоминал путь к логову Жадюги. Вот сосна, на правый бок кривая, вот рябина, видать, медведем поломана. Здесь тропка сворачивает и на две делится. Повели по левой от рябины, ага, надо запомнить — куст смородины, а рядом две березки молодые. Где-то послышалась дробь дятла. Гоблин уши навострил — если повезет, дятла можно подманить, горсть личинок лесных жуков предложить, и он по лесу весть разнесет — три точки, три тире, три точки...
— Донд, ножи твои при тебе? — тихо спросил гоблин.
— Эх, кабы были! Обыскали с ног до головы. Так что придется нам на кулаки рассчитывать.
— Это не беда, — заметил Наковальня. — Кулаками мы им быстро ребра поломаем. Только как развязать путы крепкие?
— Эй, вы! Не болтать! — рявкнул один из конвоя. Лицо у него было рябое. — Еще слово услышу, на спинах ваших бич сыромятный опробую! Он у меня новый, руки не слушает. Так на вас и потренируюсь.
Лагерь разбойников приютился в лощине меж двух холмов. Густой лес скрывал его от посторонних глаз. Донд сразу отметил некоторые особенности, которые для непосвященных могли показаться незначительными деталями. В лагерь вели две тропы. Первая была неширокой, она выходила из лагеря и терялась в лесу. По ней их и привели. Другая была достаточно большой, чтобы по ней свободно прошел обоз. Это наводило на мысль о возможности побега на лошадях.
Лагерь был обнесен частоколом. Он был поставлен совсем недавно — на бревнах кое-где висели лохмотья коры, и белая древесина еще не успела потемнеть. Костры в лагере не горели. Несколько землянок служили отличным ночлегом для лесных братьев. На северной стороне лагеря, почти вплотную к частоколу, была разбита большая палатка. Зачем армейская палатка поставлена в лагере разбойников?
Разбойники всегда водились в лесах посадских. Дружина время от времени делала рейды в глубь лесов, находила стойбища разбойников и уничтожала их. Это успокаивало лихих бородачей. Но только на время.
Не так просто отбить охоту у некоторых поживиться на торговых путях лихостью своей. Посадские тракты — всё равно что жила золотая. Неиссякаемая. Вот и не переведутся никак охочие до легкой наживы. Уж и с нечистью говорил Седобород, а толку мало. Среди братков лесных тоже находились умеющие с лешим общий язык найти или с водяным договориться.
Но насколько знал Донд, ни одна шайка лесная не ставила подобных лагерей. Что-то здесь не так.
Жадюга встретил пленников, сидя в кресле-качалке колониального стиля. Перед ним стоял резной столик. Он наполнил бокал франзонского стекла бовусским пивом и оглядел пленных.
— Куда девалась сноровка воинов великих? — съязвил он. — Как же так, попались в руки разбойничков лесных... Ай-ай-ай, какая досада. А помните, — вдруг понизил голос Жадюга, — как меня на болото нечисть унесла? А как кабак мой в пепел обратили? Я не забыл. Что, Лад, ничего на ум не приходит? А ты, кузнец, плечами-то не води, не води, веревки крепкие, узлы надежные.
— На кого работаешь? — резко спросил Донд. Жадюга подобрался весь, вскочил с кресла и давай орать:
— Я не холоп какой, чтоб на других спину гнуть! Это ты, мафиозник жалкий, на Синдикат горбатишься!
— А ты не кипятись, — усмехнулся гоблин. — Только глупый не поймет, что всё белыми нитками шито. Слыхали мы, что ты во Франзонии в кабаке дешевом работаешь. А теперь, гляди-ка, главный у людей лихих. Хороша карьера. Да только с твоими мозгами, да с жадностью твоей, не осилить взлет такой. Значит, с чьей-то руки кормишься.
— Умные все, да? — оскалился Жадюга. Его крысиная физиономия ненавистью пылала. — А вот скажу браткам — вздернут вас на сосне высокой, а гоблина волосатого колышком осиновым острым проткнут, тогда посмотрим, куда ваш ум денется.
— Если убить хотел, давно бы прикончил, — спокойно заметил Донд. — Скорее всего, хозяин твой не велел нас жизни лишать. А что, если я расскажу браткам лесным, на кого ты работаешь? Они хоть и разбойнички, а всё же посадские. Обманул ты их, Жадюга. Обещал улов большой, а то, что обоз посольский будет — не сказал.
— В яму всех! — заорал Жадюга. Тут же в палатку влетели братья лесные. — Всем рты заткнуть! И в яму!
Сказано — сделано. Встретили герои посадские ночь в яме глубокой. Над ними звезды сверкали, а они сидели на земле сырой и ничего друг другу сказать не могли — во рту каждого кляп крепко сидел.
Когда совсем было отчаялся Лад, что-то в воздухе щелкнуло, и появился из ниоткуда в яме демоненок пыльный. Головой завертел, ушами пыль поднял. Бросился к гоблину и кляп вынул. После развязал шерстяного. Гоблин потрепал его по голове и остальных развязал. Демоненок улыбнулся, показал клыки острые и собрался исчезнуть. Для этого поднял руки над головой и собрался пальцами щелкнуть, да только Лад остановил его. Схватил за ухо. Демоненок заскулил жалобно.
— Отпусти мелкого, — попросил гоблин, — он нам услугу оказал.
— Отпущу, только пускай нам расскажет кое-что.
Демоненок головой закивал, соглашаясь.
— Слово даю — отпущу тебя. Только ты не исчезай. Поведай нам, с какой стати в яме оказался, — Лад отпустил ухо демоненка.
— Нет тут ничего удивительного. Сичкарь отправил отца моего и деда вам навстречу. Я вызвался проводить родных. Ждали мы вас в трех верстах от сосны поваленной. Когда день к вечеру пошел, забеспокоился отец. Он, кстати, вас в прошлом походе сопровождал. После получил от Сичкаря пытки великие, а потом благодарность его. Отцом моим теперь весь наш род гордится. Не в простых почтовых теперь ходим, а в его поганчества свите. — Улыбнулся Лад совпадению такому. Он тоже купцом знатным стал после похода того. — Так вот, забеспокоился отец мой. А тут еще дятел весть отбил — взяли разбойнички на тракте торговом путников знатных...