Вард Рейслинк
Ладан и слёзы
Глава 1
— А не остановиться ли нам здесь? — предложил папа. — Уже темнеет, и до границы нам сегодня все равно не добраться. — Он сошел с велосипеда. Нагруженный вещами багажник потянул машину к земле, и папе пришлось изо всех сил налечь на руль, чтобы велосипед не упал. Он был похож сейчас на загнанную ломовую лошадь, мама тоже, да и я, наверное, мало чем от них отличался.
— И ночевать здесь будем? — с пересохшим ртом спросила мама, и ресницы ее задрожали. — Осталось несколько километров, может, как-нибудь дотянем?
Но сама уже спрыгнула с велосипеда, я тоже. У меня был небольшой, покрытый красным лаком велосипедик, конечно же, без всякого багажа. Папа бросил на меня озабоченный взгляд.
— Наш бедняжка буферный фонарик измучен до полусмерти. Давайте-ка переночуем здесь, а утром со свежими силами одолеем остаток пути. Ты-то сама разве не устала?
— Немного устала, конечно, — призналась мама. Она с трудом переводила дух. Мне еще ни разу не приходилось видеть ее такой измученной, мою мамочку, даже когда она из последних сил тащила по лестнице корзину с мокрым выстиранным бельем.
Папа прислонил свой велосипед к ограде, окружавшей террасу кафе, чтобы вытереть пот со лба. Велосипед грохнулся на землю. Папа громко ругнул его, да еще таким словом, какое мне было строго-настрого запрещено произносить.
— Где мы, папа? — спросил я.
— В Поперинге, — ответил он.
Забавное название, я такого еще никогда не слышал. Впрочем, если тебе всего девять лет, ты еще многого на свете не успел увидеть и услышать. Когда мы сутки назад покинули наш дом, я и понятия не имел о том, что значит бегство жителей целой страны.
— Я все думаю, найдется ли здесь какая-нибудь дыра, куда мы могли бы заползти, — сказала мама. Она с отчаянием глядела на бесконечные вереницы беженцев — понурив голову, медленно, словно измученные мулы, брели они по городу, напоминая в призрачном свете наползающих сумерек какие-то причудливые, фантастические фигуры.
— А уж это предоставь мне, — сказал папа с присущей ему самоуверенностью.
Все три велосипеда мы поставили возле террасы, и папа отправился искать дыру, куда мы могли бы заползти. Мы с мамой смотрели, как он идет неверной походкой, забавно подгибая колени и высоко вздернув голову. Издали — точь-в-точь игрушечный паяц. Мама присела на ступеньку террасы, я примостился рядом.
— Ты не голоден, Валдо?
— Нет, мама.
По правде сказать, есть мне очень хотелось, но, поскольку папа частенько так отвечал, я решил тоже, чтобы не огорчать маму, пойти на святую ложь. И к тому же мне хотелось выглядеть настоящим мужчиной. Иногда даже подмывало выругаться, как папа, когда упал его велосипед, но на это я все же не отваживался.
— Тебе не холодно, Валдо?
— Нет, мама.
— И неужели не устал?
— Немного, — ответил я. Раз она сама спросила, значит, признаться в этой слабости не так уж страшно.
А мимо все текли толпы беженцев. Одни везли свои пожитки на ручных тележках, другие навьючили трехколесные велосипеды. Похожий на карнавального клоуна человек во фраке и парике толкал перед собою нагруженные санки. Он помахал рукой и крикнул глазевшим на него зевакам:
— Друзья, лед становится все тоньше. Завтра мы уже наверняка не сможем по нему переправиться!
Видно, война ударила ему в голову. Мне стало смешно.
— Мама, — сказал я, — смотри, какой чудной сумасшедший.
Она вздохнула.
— Да, — сказала мама, — человек даже не в состоянии вообразить, к чему может привести война.
Минут через десять вернулся папа.
— Идемте, я нашел комнату, — сказал он.
Мы мигом вскочили, радуясь, что не пришлось долго ждать. Взяв прислоненные к ограде велосипеды, мы зашагали следом за папой.
Уже совсем стемнело, нигде не пробивалось ни единой полоски света. Эта темнота и бесконечные вереницы людей, молча бредущих по улицам, точно какое-то призрачное шествие, производили таинственное и жуткое впечатление.
— Это здесь, за углом, — сказал папа.
Мы ускорили шаг. Перед домом на камышовом стуле восседал мужчина, куривший трубку, красный огонек тускло светился в темноте. Сначала я принял его за патера, но потом услышал, как папа, идущий впереди, произнес:
— А вот и мы, матушка.
И тотчас же отозвался хриплый женский голос:
— Да-да, милости просим.
Старуха курит трубку — такого я еще не видал и с любопытством подошел рассмотреть ее поближе. Это была настоящая ведьма, невероятно старая, высохшая мумия с похожей на печеное яблоко кожей и беззубым ртом, на подбородке у нее торчали пучки седых волос. Она выпускала густые клубы дыма совсем по-мужски и время от времени причмокивала от удовольствия.