Мама, по-прежнему крепко держа мою руку, уговаривала меня спать: никакая опасность нам больше не грозит и папа постоянно на страже. Я стал думать о ладане, о блохах, о ведьме и ее внуке Вилли, который спит в соседней комнате. И вдруг словно куда-то провалился, будто скользнул в темную щель, в открытый канализационный люк на мостовой. И мамина рука уже не могла меня удержать.
Я проснулся оттого, что в комнате горел свет — слабое мутно-желтое мерцание газовой коптилки. Мне казалось, что все это я вижу во сне. Мама и папа сидели слева и справа от меня на кровати, выпрямившись, смертельно бледные, с испуганными глазами.
— Мам… — робко позвал я.
Она молчала. И неотступно глядела на дверь. Я обратился к папе, но и он не взглянул в мою сторону, а смотрел куда-то поверх меня — на дверь, так же как и мама. Я затаил дыхание, меня душили страх и возмущение. Почему никто из них не обращает на меня внимания?
— Кто-то стучится? — спросил я папу.
— Ломится в дверь, — сказал папа, и я заметил, что у него дрожат губы. Он, видно, здорово волновался. Глаза у него стали похожи на два узеньких бокальчика, в которых беспокойно снуют взад-вперед две крохотные рыбки.
Настоящий кошмар! Среди ночи, когда всем полагалось крепко спать, кто-то изо всей силы дергал ручку двери.
— Это ведьма, — прошептал я.
Сердце мое стучало слабо, но часто-часто, точно игрушечный барабанчик.
— Ступай погляди, кто там, — сказала мама, бросив на папу повелительный взгляд.
Папа спрыгнул с кровати — второй раз за эту ночь — и побежал босиком в ночной рубашке к двери.
— Кто там? — негромко спросил он. Мужской голос из-за двери ответил:
— Сейчас же откройте дверь, мне надо покормить моих крысят.
Мы с папой прямо обомлели. Но мама ничуть не растерялась.
— Это еще что за чертовщина? — спросила она с негодованием, плотнее стягивая на груди ночную рубашку.
— Папочка, не открывай! — взмолился я.
— Кто вы такой? — вежливо, хотя и недовольно спросил папа.
— Вилли.
Так вот кто это был — Вилли! Конечно, это ведьма его сюда послала. И еще неизвестно — зачем.
— Ну и что вам нужно? Мы уже в постели.
— Я пришел накормить моих крысят, — настойчиво повторил Вилли.
— Какой-то сумасшедший дом! — сердито пробурчал папа.
— Неужели тут водятся крысы? — испуганно и тихо спросил я.
А мама пожала плечами.
— Чушь какая-то. Чем все это кончится, спрашиваю я вас, все эти… все эти…
Папа отпер дверь и осторожно приотворил ее. Мы слышали, как он говорит с Вилли, и вскоре тот появился в нашей комнате. Он был в чулках и черной трикотажной пижаме, которая плотно обтягивала ноги. Не удостоив взглядом ни одного из нас, держа в руке бумажный пакетик, он направился в угол, где стоял умывальник.
Я начал икать от испуга, но, боясь, как бы Вилли меня не услышал и не обернулся в мою сторону, зажал рот рукой и старался как можно дольше задержать дыхание.
Впрочем, эта предосторожность оказалась излишней, так как Вилли даже не поднял на нас глаз. Он вел себя так, словно, кроме него, в комнате никого не было. Вилли высыпал на пол возле умывальника желтый порошок из пакетика, издавая при этом странные восклицания, смысл которых мне был не вполне понятен. Так, например, среди прочего он пробормотал:
— Если людей убивают, так пусть уж и крысы примирятся с этим.
Папа стал натягивать брюки, не спуская с Вилли глаз.
— Мам, что он делает?
— Почем я знаю. И неизвестно, что нас еще ждет!.. По-моему, у этого парня не все дома. — Последние слова она почти прошептала.
— Он сумасшедший? — спросил я, так как не был уверен, что именно это она имеет в виду.
— Думаю, что да, — угрюмо ответила мама.
Так вот оно в чем дело! Я с удивлением и любопытством смотрел на сумасшедшего Вилли; мне еще ни разу не приходилось видеть так близко слабоумных. Ведь обычно таких людей держат взаперти. Но, может, Вилли вовсе не опасен и бабка, сама не зная зачем, прячет его от посторонних, такое случается, я слыхал об этом. Я глядел на Вилли разинув рот. На лбу у него были расчесанные до крови прыщи — над бровями краснели крошечные пятнышки. Прыщи — это от грязи. И еще мама однажды сказала, я это слышал собственными ушами, что прыщи бывают у тех, кто ест слишком много свинины. Но я не уверен, что это так: ведь евреи, например, свинины не едят, а прыщей у них не меньше, чем у нас. А потом мне как-то довелось слышать разговор между солдатом и девицей, лежавшими под деревом на берегу Флира. Девица сказала своему другу: «Опять у меня прыщи, каждый месяц в это время они выскакивают».