Открылась дверь. Далеко выставив впереди себя мусорное ведро, мимо прошла женщина. Где-то заплакал ребенок, где-то залаяла собака, на пятом этаже Забер пел «Закрой глаза и улыбнись…».
Янис закрыл глаза. Нет, не все осталось там — по ту сторону Даугавы, как он надеялся. Что-то от той жизни слишком глубоко засело в сознании. Радость возвращения начала расползаться и таять, как снежная баба под дождем. Глупой и ребяческой выглядела теперь затея — вернуться домой именно в этой постылой робе. Кого ты этим проймешь… Для миллионной Риги один хрен — так Янис Церп одет или этак…
Женщина с пустым ведром поднялась по лестнице. Яркий халат, красивые ноги — и она наверняка об этом знает.
Янис отломал от букета сирени, лежавшего на коленях, первую подвернувшуюся ветку и протянул ей.
— Прошу принять!
Безразличие в глазах женщины исчезло, и она укрыла синее пластмассовое ведерко за спину.
— Прошу! — Янис все держал кончиками пальцев лиловую кисть, и теперь уже ему было не безразлично — возьмет она сирень или не возьмет. Женщина протянула руку.
— Спасибо, — сказала она и улыбнулась. — В такое раннее утро… Спасибо.
Глядя в улыбающееся лицо, Янис почему-то подумал, что эта женщина, должно быть, очень одинока, если радуется на лестнице какой-то сиреневой веточке. И он сказал ей об этом.
— Одинока? — переспросила женщина, и от улыбки ее не осталось и следа. Постукивая синим ведром, она юркнула мимо Яниса и побежала по лестнице наверх. У двери остановилась и наверное взглянула на подстриженный затылок мужчины. Потом щелкнул замок.
«Дурак!» — произнес про себя Янис и встал.
Дверь открыла Паула: — Янис! — От неожиданности она сжала пальцы в кулак и приткнула его к подбородку. Так она всегда делала, когда была растеряна. — Кошмар! Как ты выглядишь, дорогой деверь!..
От сирени она просто обалдела.
— С ума ты сошел, Янис! Из тюрьмы с цветами! — Большие синие глаза Паулы увлажнились. — Заходи, Отелло! — Она со смехом взяла Яниса за ухо и потащила по узкому коридорчику. Пахнуло лавандой, мастикой для пола, кофе… И рука Паулы пахнет — сиренью…
Крист сидел у стола со спиннингом в руках. Что-то распутывал и перематывал, и только когда все было в порядке, Крист встал, как крестьянин на старых картинках, с кнутом в руке.
— Н-да… укатали тебя!..
Может быть, в другой семье нашлось бы еще какое-нибудь словцо в этот миг — как-никак брат вернулся после долгой разлуки, а тут… Такие уж они есть, эти Церпы — это каждый вам скажет, кто их знает. Так и стояли они посреди комнаты — Янис, Крист и Паула.
Янис был не из тех, кто приходит о чем-то просить;
У Криста чувство вежливости не было врожденным;
Паула? Паула понимала, что разговаривать должны мужчины.
А мужчины молчали.
И тогда Паула взяла Яниса за руку и повела в ванную.
— Лезь в воду. Иногда помогает.
Потом, приоткрыв дверь, положила на табурет белье, Кристову пижаму и бросила к ногам новые шлепанцы.
— Ты уж не жди, что я тебя и раздевать буду, — рассмеялась она, видя, что Янис все еще сидит на краю ванны и смотрит в пол. — Или только этого и ждешь? — И ее белые зубы сверкнули… Она ведь всегда немного шальная, эта Паула.
Ни рубашка, ни пижама Янису не были впору. И шлепанцы налезали только до половины ступни, так что за завтраком он сидел хмурый и неразговорчивый. Гренки с сыром были вкусные и маленькие. Кофе ароматный. Где-то в книжном шкафу звучала музыка. Янис жевал гренки, не считая; взял, сунул в рот, взял следующий. Паула радовалась и гордилась собой. Крист все готовился что-то сказать — уже долгое время смотрел он в пустую тарелку.
— Я все время думаю, — Крист взялся за кофейную чашку, — придется тебе какое-то время пожить у нас. Пока все с Ильзой уладится…
— Что — уладится? — свел брови Янис.
— Я хочу сказать, с вашим домом, с садом… С разводом. Когда-то же надо все уладить, а пока…
— Ты знаешь, Крист, — взглянул на него с улыбкой Янис, — бери свой спиннинг и Паулу и поезжайте! Ты же собирался…
Паула захлопала в ладоши и засмеялась.
— Да, да, Янис, мы действительно собирались сегодня на лоно природы, но сейчас мы что-нибудь придумаем, да, Крист?
— Верно, Крист. Я останусь здесь, подумаю о том о сем, а вы поезжайте.
Крист вздохнул. Встал из-за стола, походил по комнате. Брюки торчат по щиколотку. Тут даже Паула бессильна — со студенческих времен штаны у Криста почему-то всегда по щиколотку.
— Чтобы мы не поругались с первой же минуты, у меня предложение, — и Крист выключил музыку в книжном шкафу. — Сейчас в гостях ты, а не наоборот, так что здесь, — и он почему-то коснулся указательным пальцем своих ручных часов, — здесь ты не будешь решать, что делать мне, а что Пауле. Вот так. А теперь ты, может быть, все-таки расскажешь что-нибудь о себе.