— Со времен царя Гороха… Дрова дефицит. Кто затопит, у того и варим… — И грустно добавила: — Что-то ваша Ладога хлеба нам пока не прибавляет.
— Возим за тридевять земель, — отвел глаза Барочкин. — Погодите, лиха беда — начало…
— Торопитесь, а то некому возить будет…
Она стояла перед ним такая безрадостная, что он не выдержал:
— Вот вам к супчику. — И, вынув из кармана, протянул ей два сухаря.
— Да что вы? — Она не решалась взять, губы ее дрогнули. — Впрочем, я не в силах отказаться. — И взяв сухари, вышла.
Барочкин, склонившись над печуркой, растапливал ее. Вспыхнул огонь, и в комнате сразу стало теплее. Он распрямился:
— Ну, пошел. — И подмигнул шутливо: — А то перевозки остановятся. Какие будут поручения?
— Передайте Пете… передайте… — И Лиля, подойдя, поцеловала Барочкина в щеку.
— Очень даже ясно, — кивнул он и, выйдя в коридор, направился к двери.
Но его окликнула Аделаида:
— Молодой человек, я вас прошу — на одну минуточку!
Он вошел вслед за ней в ее комнату и, удивленный, остановился. Таких комнат он еще не видел. Старинная мебель, все стены увешаны картинами, маленькими и большими, в разнообразных рамах. На столиках и тумбочках бронзовые и фарфоровые скульптуры. На подоконнике, плохо гармонируя с обстановкой, валялось несколько целлулоидных попугаев-погремушек, какими развлекают грудных детей.
— Да у вас тут прямо музей.
— Просто долго живу, вот и собралось, — сказала Аделаида. — Это фламандская школа, а это поздний Репин. Он мне сам подарил.
Барочкин, изумленный, повернулся к старухе:
— А вы, простите, из бывших?
Аделаида грустно улыбнулась:
— Уж не из будущих. Я из бывших — курсисток, были такие вредные женщины, их еще нигилистками звали. — Она достала из старинной шкатулки серебристую нитку бус и протянула Барочкину смущенно. — Вы меня сегодня… растрогали, и я хочу сделать вам подарок. Это не плата, не подумайте. Просто вряд ли мне этот предмет когда-нибудь пригодится.
— Зачем так?! — поняв, о чем она думает, качнул головой Барочкин и решительно направился к двери. — Будьте здоровы!
…Этажом ниже на его стук из двери выглянула Зинаида. Ее живые глаза радостно блеснули из-под платка:
— Коля, вот не. ждала!
Она ввела его в свою комнату. Комнатка была скромная: стол, зеркало, постель. Барочкин подошел к столу и стал выкладывать из карманов: кусок сала в тряпочке, баночку меда, несколько яичек.
— Это откуда? — Она, не веря, взирала на это богатство. — Где же такое есть?
— За Ладогой.
— Получается, сегодня у меня праздник.
— И дальше получится, — пообещал Барочкин. — Я теперь часто в городе буду. Наряд получил — прямо в Питер войскам довольствие возить.
— Не знаю, как и благодарить, — потупилась Зинаида.
Он смотрел на ее милое лицо, вьющиеся на висках волосы.
— А я для себя стараюсь. — И шутливо подмигнул: — Хочу после войны в Ленинграде постоянную прописку иметь.
Зинаида быстро взглянула на него исподлобья. Он вынимал из кармана вязку сушеных грибов, и вдруг вместе с ней вытащилась серебристая нитка бус. Ои с досадой смотрел на бусы — все-таки Аделаида ухитрилась незаметно сунуть их ему в карман.
— А это что?
— А это… тебе. — И, внезапно перейдя на «ты», он шагнул к ней близко и бережно одел бусы ей на шею.
Их глаза встретились. Она тихо засмеялась. Подошла к зеркалу.
— Это же настоящий жемчуг. Ему цепы нет. Нет, Коля, вы оставьте. До воины это же было целое состояние…
— То до войны, — сказал Барочкин небрежно. — А сейчас ничему цены нет, кроме… — И, не договорив, вытащил из-за пазухи и положил на стол кусок черного хлеба.
На рассвете туманный ладожский берег разбудили выстрелы.
Шоферы, спавшие в землянках после тяжелых ночных рейсов — большинство не раздеваясь, вскочили. Петя Сапожников схватился за карабин.
Слышались возгласы:
— Что такое?!
— Немцы?!
— В ружье!
Выбегали на снег, оглядывались, щелкая затворами. В тумане то тут, то там звучали выстрелы, какие-то крики. Совсем рядом, у штабной избы. Разбуженные люди растерянно поворачивались, держа карабины наизготовку.
Навстречу им, проваливаясь по колено в снег, бежал помкомвзвода Чумаков. Кричал на бегу:
— Вверх оружие! Вверх! — Добежал, скомандовал: — Рота, слушай мою команду! Пли!
Залп ударил в воздух. Солдаты смотрели на Чумакова, недоумевая. А он сказал:
— Мерецков Тихвин взял!
Мороз был такой, что от радиаторов машин, двигающихся одна за другой по ледовой трассе, поднимался белый туман.